Анри Кок - Сиятельные любовницы
— Э! Э! — возразила Фрина несколько насмешливо. — Уж не поэт ли Эвтиклес доставит мне почести и богатства.
Эвтиклес меланхолически улыбнулся.
— Нет, — возразил он, — я беден, я могу тебе доставить только наслаждение.
Если б Фрина была более опытна, она бы ответила, но она была еще совершенно невинна, однако по инстинкту, глядя на прелестную голову поэта, подумала о нем.
И в то же время слова Эвтиклеса ее поразили, и после небольшого молчания она сказала:
— Да ведь я не знаю никого в Афинах, к чему же я приеду в этот город! И к кому обращусь я в нем?
Эвтиклес быстро написал несколько слов на табличках, которые отдал Фрине.
— Ты приедешь сюда, — ответил он, — твой провожатый и твой покровитель будет там же.
И она громко прочла слова: порт Керамик.
— Что это такое Керамик? — спросила она.
— Предместье Афин, где даются любовные свидания.
— А когда нужно быть там?
Поэт думал несколько секунд.
— Через неделю, день в день.
— А этого провожатого-защитника ты знаешь?
Эвтиклес вздохнул.
— Это Диниас, мой господин.
— Он молод.
— И ты думаешь, что он меня полюбит?
— Я уверен.
Снова наступило молчание.
— А ты? — прошептала Фрина, подавая руку поэту. — Разве мы с тобой не встретимся?
Он запечатлел долгий поцелуй на этой руке и направил в ее улыбающиеся глаза благодарный взгляд, проговорив:
— Да, моя милая Фрина, мы увидимся.
И быстро удалился.
Афинские вельможи имели при себе юношей, в большинстве случаев поэтов, обязанность которых состояла в добыче любви. И эта обязанность не имела в то время в себе ничего постыдного и позорного. Обожатели сладострастия, греки находили совершенно естественным, что те, которые умели воспевать его, могли и доставлять оное.
Диниас, господин Эвтиклеса, один из самых богатых вельмож Афин, скучал; уж давно красота самых прелестных гетер Акрополиса не была для него тайной. Чтобы развеяться, он испробовал наслаждение с дектериадами, то есть самым низшим классом проституток. Однажды вечером в сопровождении нескольких своих друзей он отправился в одно из самых постыдных предместий Катополиса, где матросы бесчинствовали с публичными женщинами самого низшего пошиба.
Ничто его не заняло.
Он пришел в отчаяние! И он был прав: обладая громадным богатством, он не находил женщины, которая могла бы ему понравиться.
Возвращение Эвтиклеса возбудило надежду и радость в душе Диниаеа.
— Господин, — сказал Эвтиклес, — я открыл сокровище.
— Где?
— В Феспии. Девушку шестнадцати лет.
— Красивую?
— Восхитительную, и не столько из-за чистоты ее черт, но особенно из-за идеального совершенства ее форм. Сама Венера позавидовала бы Фрине.
— Каким же образом ты мог судить об этом?
— Устав от ходьбы, сожженный солнцем, я прилег, чтобы отдохнуть под тенью лавровой и миртовой рощи на берегу одного озера. Фрина пришла купаться с многими из своих подруг. Никогда не видал я, никогда и не мог видеть такой женщины, как она… возле нее другие не существовали!
Глаза Диниаса заблистали.
— Ты с ней говорил? — спросил он. — Она согласна?..
— В сказанный день и час она будет в Керамике, — отвечал Эвтиклес.
Диниас бросил поэту кошелек.
— Возьми! — проговорил он. — И, если ты не обманул меня, если эта Фрина так хороша, как ты уверяешь, я тебе дам столько золотых монет, сколько она от меня получит в первую ночь поцелуев!..
Фрина явилась на свидание, назначенное Эвтиклесом. В сопровождении старой служанки, в назначенный вечер, она сидела под деревьями близ порта Керамика, отыскивая из-под своих длинных ресниц того могущественного покровителя, который был ей обещан, но мимо нее проходили, не удостаивая ее взглядом: ее более чем простая одежда была не в состоянии прельстить.
Наконец, один мужчина лет сорока, великолепно одетый, приблизился к ней, внимательно посмотрел на нее и, коснувшись ее плеча, проговорил:
— Встань и следуй за мной, Фрина. Я тот, кого ты ждешь.
То был действительно Диниас. Явившись вместе со своим господином в Керамик, Эвтиклес издалека показал ему молодую девушку и удалился, не желая быть свидетелем того, что должно было происходить.
Фрина повиновалась Диниасу. В нескольких шагах нетерпеливо ожидали два мула, которых держали под уздцы служители; девушка вскочила на одного из них, на другого вскочил Диниас. Вскоре они достигли красивого дома, построенного близ моря. Переданная в руки невольниц, Фрина прежде всего приняла ароматную ванну, потом ее переодели в столу, или в длинное платье из легкой ткани, причесали и надели на нее всякого рода драгоценности. Когда ее привели в таком виде к Диниасу, он вскрикнул от восхищения.
— Правду сказал Эвтиклес! — воскликнул он. — Ты, Фрина, удивительно прекрасна!
Диниасу оставалось только признать, что невиданное им столь же прекрасно, сколь виденное.
И он был согласен с убеждением поэта, ибо на другой день весело сказал ему:
— Ступай к моему казначею, мой милый, и возьми тысячу золотых монет.
— Что тысяча! — подумал Эвтиклес, заглушая вздох, в котором было больше алчности, нежели сожаления. — О Фрипа! Если б я был Диниасом, то платя не только по золотой монете, а по одному оболу за поцелуй всех твоих прелестей в эту первую ночь любви, — как бы я ни был богат вчера, сегодня бы я разорился.
И Фрина, между прочим, не забыла, что обещала Эвтиклесу.
По случаю или по ревнивому предчувствию в течение той недели, когда Диниас обладал прекрасной феспианкой, он не доставил ни одного случая поэту приблизиться к ней. Она не выходила из того маленького домика, в котором он поместил ее, и сам не покидал ее ни на минуту.
Но однажды утром Диниас должен был ехать по важному делу в Саламин.
Он еще не уехал, когда Эвтиклес был предупрежден одним из невольников, что Фрина желала бы с ним поговорить. Он не шел, а летел. Она была одета в то же самое платье, в котором он встретил ее в поле, — и был удивлен, снова встретив ее в такой простой одежде.
— Ты не понимаешь? — сказала она с нежной улыбкой. — Тебя принимает не любовница Диниаса, а простая девушка из Феспии.
Невольно поэт склонил голову при этих словах. Как будто читая в его мыслях, Фрипа возразила:
— Ах, правда! Любовница Диниаса, быть может, не похожа на ту девушку. Я не кажусь тебе столь же привлекательной, как в то время, когда ты следил за моим веселым плесканием в воде озера?
Эвтиклес вздрогнул при сладостном воспоминания о первом свидании. Закрыв глаза, как будто для того, чтобы оживить это воспоминание, он упал перед молодой женщиной и сжал ее в своих объятиях.
