Сергей Бортников - Брусиловская казна (сборник)
– Коси коса, пока роса! – не давал ему спуску неугомонный священник. – Ещё полчасика – и вы огурчик!
– А третьей косы в хозяйстве не найдётся? – вдруг донесся издали хорошо поставленный голос подполковника Хрусталёва, потягивающегося на пороге в одном исподнем.
– Отчего же нет? Возьмите в сарае, – посоветовал батюшка и затянул:
Вышли в поле косари,Косят вранци[18] до зари…
Олег Петрович неожиданно поддержал его:
Эй, нуте, косари,Бо нерано почали;Хоч не рано почали,Та багато утяли![19]
– А вы откуда наши писни знаете? – удивился поп.
– Мамка моя с Черкащины, – хитро улыбнулся подполковник.
– Выходит, мы земляки? Это полагается обмыть! К счастью, есть у меня НЗ[20], как говорят в армии…
– Спасибо, отец Авраамий. Но нам пора в дорогу.
– Так по пятьдесят на коня ещё никому не повредило.
– Не положено. Служба! – не без сожаления констатировал контрразведчик. – Седлай коней, Семёныч. Есть у меня кое-какие задумки, пока голова свежа…
– Что ж, бывайте здоровы, господа офицеры!
– И вам того же!
11
В лесу всадники повернули направо и, держа путь строго на север, лихо поскакали по хорошо укатанной лесной дороге. Её не развозило даже тогда, когда на Полесье обрушивались длительные проливные дожди – песок впитывал всё.
– Стой, кто идёт? – вдруг раздалось из кустов.
– Свои!
– Кто «свои»?
– Подполковник Хрусталёв, – представился Олег Петрович, забыв, что его фамилия в войсках известна далеко не всем.
– Не знаю такого.
– И штаб-ротмистр Никитин! – поспешно добавил Андрей Семёнович.
– Пароль?
– Новгород.
– Можете идти!
– Спасибо, голубчик, – пробормотал полковой контрразведчик, вертя головой по сторонам. Но обнаружить того, кто с ним разговаривал, ему так и не удалось. Что-что, а маскироваться на местности казаки-характерники умеют, как никто другой.
– А теперь рассказывайте всё, что вам удалось узнать, – приказал подполковник, направляя коня в лесную чащу – прямиком к братской могиле, о которой он ничего не знал.
– Но ведь я уже не раз докладывал лично вам!
– Ничего. Давайте с самого начала. Кто? Что? Когда? И будем думать. Вместе. Одна голова – хорошо, две – лучше.
– Значит, так, – устало вздохнув, начал Никитин. – Утром Казанцев и Пушнов прибыли в полк и сразу же отпустили на отдых сопровождавших их казаков. Как вдруг… Выстрелы, взрывы… Видимо, поддавшись панике, Павел Алексеевич схватил двух попавшихся под руку мужиков, выполнявших хозяйственные работы, и велел им указать безопасное место для временного хранения казны… С тех пор ни о тех, ни о других – ни слуху ни духу. Спустя сутки лошадь вахмистра Пушнова сама вышла в распоряжение части, вторую, запряжённую возом, наши разведчики обнаружили прямо на берегу Стохода, где она мирно жевала траву. А Буран хорунжего Казанцева исчез вместе с хозяином.
– Фамилии мужиков установили?
– Так точно. Михаил Ткачук и Степан Ивашко. Их, как вам, должно быть, известно, искали всем селом. Но безрезультатно.
– Понял! – задумчиво бросил Хрусталёв. – Я понял, что ничего не понял… Если их взяли в плен мадьяры, почему они не опустили местных?
– Чтобы те ничего не рассказали нам.
– А что такого они могли бы рассказать?
– Ну, не знаю… Например, допросив их, мы можем установить, какие отношения были между нападавшими и казаками.
– Логично… Логично, – припомнил своё любимое словцо подполковник. – Значит, вы намекаете, что противник действовал в сговоре с кем-то из нашей четвёрки?
– Похоже на то.
– А что, если это агент? Вражеский лазутчик! И утренняя атака – всего лишь прикрытие основной цели операции, связанной с его возвращением?
– Вряд ли. Любой их них свободно передвигался по прифронтовой зоне!
– И то правда…
– Да и причин для такой экстренной эвакуации я не вижу. Ни Казанцев, ни Пушнов не делали опрометчивых шагов, не злоупотребляли пьянством, не имели несанкционированных контактов с противником – одним словом, никогда не попадали под подозрение.
– Следовательно, неприятель здесь ни при чём. К тому же он забрал бы всех лошадей, – продолжал размышлять вслух Хрусталёв.
– Точно.
– Выходит, казаки сговорились между собой похитить казну, а местных взяли в сообщники, чтобы те помогли схорониться в здешних лесах до лучших времён? Так?
– Не знаю.
– Но им бы тоже кони не помешали…
– Как вы выражаетесь – логично.
– Нет. Всё-таки главный подозреваемый один – Казанцев! Ведь только его Буран не найден до сих пор.
– Ну, и голова у вас Олег Петрович… Не голова, а Учредительное Собрание, Дума!
– На то она и дума, чтобы думать… В Кашовке всех опросили?
– Так точно.
– Никто? Ничего?
– Лето, господин подполковник. Жара. Черника-земляника прошли, а грибы ещё не начались. Так что народ по лесам не шибко шастает. И если что-то случайно увидит, то предпочитает хранить в тайне – время-то смутное, сами понимаете-с…
– Вот, ребус! Но, если окажется, что всё это безобразие затеял Павел Алексеевич, остальных, в том числе и вахмистра Пушнова, придётся искать уже на том свете. А там у нас с вами, к сожалению, осведомителей пока нет. Или есть? Как там у вас на этот счёт, Андрей Семёнович?
– О чём вы, господин подполковник?
– Агенты у вас есть?
– Конечно!
– И та том свете – тоже?
– Что значит «на том свете»? На той стороне – есть.
– Как вы с ними связываетесь?
– По-всякому. Чаще всего – старинным дедовским способом.
– Фонариком?
– Так точно.
– И когда у нас следующий сеанс связи?
– Сегодня вечером. В двадцать один ноль-ноль…
12
Никитин засел в прибрежных кустах и направил луч фонарика на противоположную сторону реки. Оттуда в тот же миг поступил условленный знак.
– Всё в порядке, Олег Петрович. Что вы хотите узнать?
– Спросите насчёт пленных.
– Есть!
Андрей Семёнович не медля выдал череду длинных и коротких сигналов. Азбуку Морзе Хрусталёв, конечно же, хорошо знал, но понять всё равно ничего не мог – радиообмен вёлся на зашифрованном коде.
– Был один казак. Офицер, – получив ответ, «перевёл» штаб-ротмистр.
– Пускай узнают о нём, как можно больше! – приказал подполковник.
Никитин продублировал его распоряжение светом фонаря. После чего добавил: «Конец связи».
13
– А как он поступает в случае срочной надобности? – спросил Хрусталёв, укладываясь спать. – Когда, например, нужно немедленно сообщить о перегруппировке сил или же атаке газами?
