Александр Бушков - Тень над короной Франции
— Быть может, самую чуточку… Шарль, ну остыньте вы немножко, прошу вас! Наверное, все дело в том, что прежде вам попадались исключительно доступные дамы, — иронично подчеркнула она последнее слово. — скажите по совести, вам приходилось когда-нибудь по-настоящему ухаживать за женщиной? Или всегда складывалось так, что в ответ на ваши недвусмысленные стремления очень быстро следовало быстрое, откровенное согласие? Ну что вы опять хмуритесь? Я права?
— Вы, как всегда, правы, — сумрачно признался д'Артаньян. — Ну да, так уж сложилось… Я не силен в том, что именуется ухаживанием по всем правилам. У меня есть только богатый опыт, а это, как я теперь вижу, совсем даже не то… Но я и правда люблю вас!
— Может, все дело в том, что на этот раз вы столкнулись с сопротивлением?
— Что за глупости вы говорите! — взвился д'Артаньян. — Ничего подобного! Это любовь, уж я-то знаю! И вы, вы тоже помнили обо мне! Я ведь знаю, что это вы передали для меня сто пистолей через капитана де Кавуа!
— Вы уверены?
— Уверен. Сердце подсказывает.
— Ну и что? Это была обыкновенная жалость к юноше, попавшему в нешуточную передрягу…
— Ничего подобного!
— Думаете?
— Я же говорю: всякий влюбленный — провидец вдвойне! Анна… Она решительно встала:
— Думаю, мне пора идти спать…
— А я? — совсем по-детски спросил д'Артаньян.
— А вы преспокойно можете устроиться здесь. Лавка достаточно широкая… а постель в спальне слишком узкая. Настолько, что самому благонамеренному человеку обязательно полезут в голову игривые мысли. А я устала и хочу отдохнуть. Как бы я к вам ни относилась, но слушать остаток ночи ваши неизбежные признания и клятвы… Нет уж, ложитесь здесь, на лавке.
— А выкуп? — расхрабрился д'Артаньян.
— Простите?
— Есть такой обычай у крестьян. Вроде игры. За выполнение иных просьб требуют выкуп…
— И что же вы от меня потребуете?
— О, ничего невыполнимого или особо тягостного для вас, — сказал д'Артаньян. — Когда все кончится, когда мы завершим дело, обещайте прогуляться со мной… ну, допустим, по Сен-Жерменской ярмарке или в аллеях Тюильри. Это не слишком наглое требование, правда?
— Пожалуй.
— Так вы обещаете?
— Ну хорошо, хорошо, обещаю… спокойной ночи, дорогой Шарль!
И она скрылась на втором этаже, словно пленительный призрак, оставив д'Артаньяна в состоянии того одновременно приятного и мучительного безумия, что хорошо знакомо каждому влюбленному. О сне и речи быть не могло, он лежал на широкой лавке, завернувшись в плащ, и то, что происходило в его голове, не поддавалось связному описанию по причине полнейшей сумбурности и шараханья из крайности в крайность что ни миг…
Входная дверь тихонько приотворилась. Грезы и фантазии моментально покинули д'Артаньяна, он сторожко приподнялся, взял со стола один из своих пистолетов и убедился при тусклом свете лампы, что пружина замка заведена.
И тут же отложил оружие, узнав Планше. Слуга осторожно сделал пару шагов в комнату, огляделся и, увидев на лавке д'Артаньяна, прямо-таки бросился к нему.
— Сударь! — прошептал честный малый прерывающимся голосом. — Сударь! Скверные дела!
— Что такое? — насторожился д'Артаньян.
— Сударь, сдается мне, мы попали в ловушку! — промолвил Планше, не сводя испуганных глаз с двери.
— Это еще почему? Да успокойся ты!
— Сударь, прежде всего… Наш хозяин никакой не мельник!
— Почему ты так решил?
— Вы не забыли, что я всю сознательную жизнь готовился стать мельником? Уж я-то сразу отличу, где настоящий мельник, а где фальшивый!
— Помедленнее, Планше, — сказал д'Артаньян, садясь на лавке и затыкая за пояс пистолеты. — Давай подробнее…
— Он совсем не умеет управлять мельницей, верно вам говорю… Тут все зависит от крыльев. Он пустил крылья слишком быстро, точно вам говорю, сударь! Мука черт-те сколько времени идет черная, вот-вот загорится, а ему хоть бы хны! Таращится на нее так, будто все в полном порядке… А он ведь не пьяный и не кажется сумасшедшим. Помните, что он нам наплел? Что он и есть здешний мельник, что занимается своим ремеслом черт-те сколько лет… Все враки, сударь! Он тут совсем недавно, не знает толком, где что лежит… а главное, я уже говорил, совершенно не умеет управляться с мельницей! Это фальшивый мельник! Да работай он так, как сейчас работает, к нему никто не привез бы и горсточки зерна! Говорю вам, мука идет чернющая, чернее угля, она вот-вот загорится, а он ходит у жерновов с самодовольным видом, как индюк на птичьем дворе, как будто так и надо! Скверные дела, сударь!
Он говорил так убедительно, с таким знанием дела, что д'Артаньяну передалась в полной мере тревога верного слуги.
— Где твой мушкет? — спросил он.
— Вон там, в углу…
— Поднимись к миледи Анне, разбуди ее и расскажи все. Черт, ведь Лорме в конюшне…
— Его так просто врасплох не застанешь, сударь, — убежденно сказал Планше. — Я с ним за эти дни тесно сошелся. Человек опытный, во всяких переделках бывал. Могу поспорить, он и не спит вовсе…
— Все равно осторожность не помешает, — сказал д'Артаньян. — Разбуди миледи, потом сбегай в конюшню и предупреди Лорме. Когда вернешься, разожги фитиль, возьми мушкет и будь готов ко всему…
— А вы?
— А я пойду посмотрю на нашего любезного хозяина… Ну, живо!
Не теряя времени, д'Артаньян бесшумно приоткрыл дверь, выскользнул наружу и стал бесшумно подкрадываться к мельнице с ловкостью истого уроженца Беарна, привыкшего ходить по каменным осыпям и горным тропинкам.
Ночь была безлунная, но небо оказалось чистым. На фоне россыпи бесчисленных звезд по-прежнему кружили мельничные крылья, производившие сейчас жутковатое впечатление, — оттого, что казались чем-то живым и злокозненным…
Не успел он сделать и пары шагов, как дверь у подножия мельницы со скрипом отворилась, показался мнимый мельник с фонарем в руке. Д'Артаньян шарахнулся за угол дома, прижался к холодной каменной стене.
Мельник неторопливо прошел мимо, не заметив его, и сделал довольно странную вещь. Он повесил свой ярко горевший фонарь на столбик изгороди, проверил, не свалится ли — и ушел назад на мельницу. Д'Артаньян, оторопело наблюдавший за этими престранными манипуляциями, прокрался к мельнице. Распахнул дверь — и оказался лицом к лицу с хозяином, державшим другой фонарь.
Самообладание гасконца не покинуло: как всегда бывало с ним в минуту нешуточной опасности, он не терял зря времени и действовал молниеносно. Не вынимая шпаги — к чему применять благородное оружие против подлого шпиона? — он нанес хозяину могучий удар кулаком, враз сбивший того с ног. Фонарь отлетел в угол обширной комнаты и, кажется, разбился, потому что в углу взметнулось высокое пламя. Не обращая на него никакого внимания, д'Артаньян одним прыжком оказался в другом углу, склонился над постанывавшим хозяином и, приставив ему к голове пистолет, зловещим шепотом осведомился:
