Тим Уиллокс - Религия
— Ибрагим, — сказал он.
Теперь и имени, которое дал ему отец, тоже не было.
Аббас кивнул, закрыл священную книгу и убрал ее. Лейтенант вернулся с оседланной лошадью и передал поводья Матиасу. Матиас понял, что ему предстоит уехать вместе с красными всадниками и огромный мир разверзнется перед ним, словно бескрайняя пропасть. Аббас не оставил ему выбора. Или, наоборот, Матиас был избран. Он не колебался. Он сел на коня, ощутив под собой его жизненную силу; с такой высоты мир выглядел уже иначе и гораздо величествен нее, чем он ожидал. Он наклонился к уху коня и, как научил его отец, прошептал, словно перед заменой подков: «Не бойся, мой друг».
Аббас поехал, лейтенант вслед за ним. Матиас поглядел вниз на накрытое одеялом тело и подумал об отце. Ему никогда не узнать той магии, которой мог бы научить его отец, той любви, которая была самым сильным его волшебством. Сломайся черный клинок или позволь Матиас слезе покатиться по щекам, возможно, всадники оставили бы его хоронить убитых. Но он не мог этого знать: ведь он был еще ребенок. Матиас подавил душевную боль и пустил своего нового коня вскачь. Он ни разу не оглянулся. Хотя и этого он тоже не знал, Война была теперь его хозяйкой, его ремеслом, а Война ревнива, она требует любви только для себя одной.
Когда они ехали по улице, мимо пылающих домов и деревенских жителей, отводящих глаза, Матиас увидел останки тех двух дьяволов. Их обезглавленные тела плавали в больших мутных лужах крови, а побелевшие глаза отрубленных голов глядели в землю. Отрезвевшие товарищи мародеров мрачно строились под ружьями турецких командиров. Эти люди, узнал потом Матиас, были наемниками, которые собрались под знамена султана в поисках богатств: безземельные неудачники и преступники, валахи и болгары, грязная пена, отребье без понятия о дисциплине, без военных навыков, ждущее от войны лишь наживы. Казнь должна была продемонстрировать, что они покусились на собственность султана: ведь все, что есть на этой земле, принадлежит ему. Каждое зернышко пшеницы, каждая чарка вина, каждая овца, каждый мул, каждый житель деревни. Любой мужчина, женщина и ребенок. Каждая капля дождя, которая упадет на землю. Все это принадлежало его августейшему величеству, как принадлежал теперь и юный Ибрагим.
Вот так в год 1540-й Матиас, сын кузнеца, стал девширме, как называли христианских юношей, захваченных во время завоеваний и включенных в число «рабов ворот». Через множество диковинных земель предстояло ему проехать, множество странных вещей повидать, прежде чем сказочные минареты старого Стамбула поднялись впереди, сияя на солнце своими золотыми полумесяцами. Поскольку он сделался убийцей прежде, чем стал мужчиной, ему предстояло учиться в эндеруне, внутреннем дворе Топкапы-Сарая. Он присоединится к пылкому братству янычаров.[2] Он изучит странный язык, традиции и многие военные искусства. Он узнает, что нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его, он будет жаждать биться и умереть во имя Аллаха. Ибо неведомая судьба, навстречу которой он ехал, обрекла его на то, чтобы посвятить жизнь тени Господа на земле, падишаху Белого моря и Черного, спасителю всех народов мира, султану из султанов, королю королей, Законодателю, Великолепному, императору Оттоманской империи, шаху Сулейману.[3]
Часть первая
МИР ГРЕЗ
Воскресенье, 13 мая 1565 года
Крепость Сент-Анджело, Эль-Борго, Мальта
Ситуация, по мнению Старки, была такова.
Самая огромная со времен античности армада, несущая с собой лучшую армию современного мира, отправлена шахом Сулейманом на завоевание Мальты. В случае победы турок Южную Европу захлестнет волна исламского террора. Сицилия будет разграблена подчистую. Мусульманское завоевание Гранады перестанет казаться невероятным. Сам Рим содрогнется. Однако, какие бы еще награды ни ожидали победителя, не было у Сулеймана мечты заветнее, чем истребление рыцарей ордена Иоанна Крестителя, единственного в своем роде отряда лекарей и монахов-воинов, которых одни называли «рыцарями моря», а другие — госпитальерами[4] и которые в эпоху инквизиции сами осмелились называть себя Священной Религией.
Великой турецкой армией командовал Мустафа-паша, который однажды уже разгромил рыцарей, защищенных крепостью неизмеримо более надежной, чем эта, во время знаменитой осады Родоса в 1522 году. С тех пор Сулейман (который, хоть и достиг многого в разных областях, почитал своей священной обязанностью и главной целью политики распространение ислама по всему миру) успел покорить Белград, Буду, Багдад и Табриз. Он захватил Венгрию, Сирию, Египет, Иран, Ирак, Трансильванию и Балканы. Двадцать пять островов Венеции и все порты Северной Африки сдались его корсарам. Его военные корабли сокрушили Священную лигу в Превезе. Только зима заставила его уйти от ворот Вены. Никто не сомневался в исходе последнего объявленного Сулейманом джихада против Мальты.
Кроме, быть может, горстки самих рыцарей.
Фра Оливер Старки, лейтенант-туркопольер из Английского ланга,[5] стоял у окна в кабинете великого магистра. Из этой точки, с высоты южной стены крепости Сент-Анджело, он обозревал сложную географию будущего поля битвы. Три треугольных мыса, окруженных скалами, образовали границы Большой гавани, дома рыцарей моря. Крепость Святого Анджело стояла на вершине первого полуострова, доминируя над главным городом Эль-Борго. Здесь теснились обержи[6] рыцарей, госпиталь «Сакра Инфермерия», орденская церковь Святого Лоренцо, дома горожан, главные доки и склады, щетинились шпилями прочие постройки крошечного метрополиса. Эль-Борго был отгорожен от материка огромной загибающейся крепостной стеной, защитной завесой с множеством укрепленных бастионов, за которой кишмя кишели рыцари и ополченцы, занимающиеся военными учениями.
* * *Старки поглядел через Галерный пролив на второй клочок земли, Лизолу, где в странном и неуместном спокойствии вращались крылья нескольких дюжин мельниц. Отряды ополченцев дружно развернулись, солнечный свет отразился от их шлемов. Позади них голые мусульманские пленники, скованные попарно, подчиняясь свисткам надсмотрщика, затаскивали блоки известняка на контрфорс Святого Михаила, крепости, которая защищала Лизолу от остального мира. Когда начнется осада, единственным средством связи между Лизолой и Эль-Борго останется хрупкий понтонный мост, протянутый через Галерный пролив. В полумиле к северу, на противоположной стороне Большой гавани, на обращенной к морю оконечности третьего полуострова, стоял форт Святого Эльма. Это самая обособленная крепость: если начнется осада, добраться туда можно будет только по воде.
