Александр Ян - Дело огня
— Хм, свиньи, — сказал инженер, — я бы до такого не додумался.
Ходить было опять не с чего, и он бросил последнюю карту: «ирисы».
У Ато тоже не нашлось хода: «сливовая птица» не нашла себе пары, и по правилам шесть очков за кон начислялись Асахине: если ни один не собирал нужного количества очков, победителем считался тот, кто ходил первым.
Ато раздраженно смешал карты.
— Вот поэтому вы и не были заместителем нашего командира, — улыбнулся полицейский. — Он ведь этих свиней не просто так завел. Он с каким-то английским доктором в Нагасаки списался и выяснил, что мясо, конечно, лучше с детства есть, но и взрослому оно сил добавляет.
— Вот, оказывается, в чем был секрет! — всплеснул руками инженер. — Вы знаете, Фудзита-сэнсэй, что английские матросы получают в день по фунту красного мяса? То-то они такие здоровенные…
— Доктор предупреждал, что у людей непривычных могут быть, — полицейский поискал слово, — побочные эффекты…
— И?
— Были. Люди стали чаще лезть в драку.
— А как вы это заметили? — удивился инженер. — Вы же и так не вылезали.
Это-то и вправду было мудрено заметить. А вот что стало заметно — так то, что в комнате потеплело. Разодетые в шелка куклы как-то стали оживать. «Наверное, — подумал он, — это потому, что Кагэ сосредоточил внимание на нас и отвлекся от них. Он давит на них, но чем? Он на них даже не смотрит».
Зато на него самого Кагэ-но Ато смотрел. Смотрел так, что казалось — урони Асахина карты, и они будут плыть до пола долго-долго, оседая сквозь вязкий воздух.
— А гвозди и свечи вы тоже брали из монастырской кладовой? — спросил Ато.
— К… акие свечи? — икнул господин Мияги. Его поросячьи глазки горели любопытством — разговор принял деловой оборот. Господин Ато начал выставлять счета, а купец Мияги в счетах понимал.
— Хаку-моку. Которые развязали язык Фурутаке, — дружелюбно пояснил Сайто. — Полноте, господин Мияги, ведь не можете вы не знать о деле в Икэда-я.
— Знаменитое дело, — промурлыкала госпожа Мияги. — Вы позволите, господин Асахина? Раз вы все равно не хотите айю.
Черные лаковые палочки в маленькой белой руке. Не такой белой, как руки Ато — у того сквозь плоть просвечивают кости, а в этой умеренно-пухлой ладошке, казалось, костей нет вообще — так ловко изогнулись пальчики, отщипывая палочками от нежного рыбьего мяса небольшую полоску.
— Значит, свечи и гвозди, м-мм? — женщина окинула Асахину таким взглядом, словно уже видела его на месте рыбы. — Каким изобретательным был ваш покойный командир.
— Да нет, — пожал плечами Сайто. — Это я ему подсказал. Любимый приемчик иёских бандитов. И не брали мы их в монастыре. Мы и не жили тогда еще в монастыре. В любой лавке — сколько угодно. После того случая мы их даже не покупали. Нам дарили. Мало кому из жителей старой столицы нравились пожары.
Инженер погладил черный гладкий бок чашки для сакэ… вот в такую же черно-красную чашку Мацу-сан подлила в тот вечер снотворного. Кацура-сэнсэй выпил и уснул. Асахина видел все с самого начала, но не предупредил. Он был согласен с Икумацу-сан. Кацура пошел бы в Икэда-я, спорить с дураками — и ничем хорошим это кончиться не могло, потому что любой разговор о цене, любое отступление от «безумной справедливости» считались предательством, а с предателями разговор короткий. Мацу-сан спасла его тогда. Но не от своих, как думала. В тот день еще кое-кто не посчитался с ценой.
Гладкая, теплая поверхность под рукой… что бы стал делать Кацура-сан, если бы ему не подлили снотворного? Насколько далеко зашел бы? И что бы стал делать он сам? Но им не нужно было решать — «демон Синсэнгуми» решил за всех.
Да, Кагэ, ты опоздал с этим на годы. Вспомнить все прошлые дела, всех мертвецов. Всех его людей, которых убил я, и всех моих, которых убил он. Как будто это что-то изменит, как будто они вернутся…
— А что, — спросил он, — отрезать язык и выпустить кишки заживо — это чем-то лучше?
— Это был даже не японец, так, полукровка — на ком пробовать сталь, если не на таких? — кажется, Ато искренне удивился. И искренне возмутился. — А Фурутака был самураем, которого замучил…
— Бывший крестьянин, — спокойно закончил полицейский.
Ато оттолкнул от себя девицу и сел прямо. Странное движение, будто перелился из одной формы в другую. И остро плеснуло над собравшимися ледяной яростью. Рванул кто-то ветхую бумагу на створке — а в прореху глянула голодная бездна.
— Вам было бы легче, если бы это сделал самурай Сэридзава? — Инженер поднял чашечку с сакэ, чуть наклонил, глядя, как отблескивает в опаловой жидкости огонек свечи.
— У Сэридзавы бы терпения не хватило, — полицейский был само благодушие. — Он быстро отвлекался. У меня тогда, пожалуй, тоже. А господин фукутё был человек добросовестный. И все, что делал, делал хорошо. С крестьянской дотошностью.
А ведь для него, — подумал инженер, — это действительно вопрос обстоятельности и терпения. Еще неделю назад он и подумать не мог, что будет сидеть рядом с этим человеком на пиру, больше похожем на китайскую повесть о путешествии Сиба Мо во владения Эмма. А он и не замечал, что настолько переменился и стал способен судить о былом отстраненно. Да, именно — как Сиба Мо, угодивший в адские судьи, разбирающий страшные тяжбы покойных царей и полководцев. Только почему Кагэ считает судьей себя?
Ато посмотрел на них — глаза как два черных дула, и у девицы, выглядывающей из-за его плеча, взгляд такой же, как будто она отражает все настроения Кагэ.
— Крестьяне, — мертвым, ледяным голосом сказал Ато, — вероломны и подлы. И предают даже тех, кто на их стороне. Или Яманами, которого он заставил покончить с собой, не был ему другом?
— Правила, — улыбнулся полицейский, — даже самые лучшие, можно нарушать. Иногда их даже нужно нарушать. Яманами-сэнсэй их нарушил. У него были причины, и он знал, что делал. Там все знали, что делали, — он повернулся к инженеру. — Это одна из вещей, которых мне теперь страшно не хватает.
— А этот маленький мужеложец, — как его звали хоть? — он тоже знал, что делает? — Ато осклабился.
— Миура-кун был у нас человеком случайным, — Сайто пожал плечами. — И в шестьдесят седьмом нас покинул. Вы правы, господин Ато, не все, а почти все.
А ведь Кавадзи, шеф полиции, как-то сетовал на то же самое — что у него слишком мало людей, которые знают, что они делают. И зачем. Пожалуй, можно перестать удивляться тому, что Сайто оставили в живых.
— Вы, наверное, и отчеты не всегда пишете? — спросил Асахина.
— К счастью, — вздохнул полицейский. — Ну вот как бы выглядела на бумаге нынешняя история?
