Владимир Пистоленко - Крылья беркута
— Так я разве чего? — подобрел Василий. — Я ничего. И еще есть у меня просьба к тебе, Надежда, и опять же к Семену, — он просяще глянул сначала на Надю, потом на Семена. — Тут у меня кой-чего остается из одежки, потому как пешком ударюсь в Соляной.
— Замерзнешь к чертям, мороз-то вон какой.
— Ничего, Сень! У меня есть валенки. Правда, подшитые, ну, а как новые... Так я оставлю у тебя, — обратился он к Наде, — свой шухер-мухер? На сохранение.
— Ну, конечно, — согласилась Надя.
— Я скоро вернусь и заберу, — торопливо заверил Василий.
— Не волнуйся, места не пролежит, — успокоила его Надя. — Давай приноси.
— Между прочим, можно и ко мне — тоже никуда не денется, — предложил Семен.
— Ну, спасибочки, — поблагодарил Василий и собрался уходить.
В это время Надя, забыв предосторожность, повернулась к Семену так, что он увидел правую часть ее лица. Он положил гармонь на стул и шагнул к Наде.
— Это что у тебя со щекой?
— Да, так, пустое, — отмахнулась Надя, но Семен крепко взял ее за руку.
— Ничего себе — пустое! И вроде кровь запеклась?! — строго и встревоженно допытывался он.
— Где? — не зная, как отбиться, смутившись, спросила Надя. Она никому не собиралась рассказывать о своих злоключениях в Форштадте.
— Да вон, на нижней губе... — не отставал Семен.
— Правда, — приглядевшись, подтвердил Василий. — Будто ушиб! Верное слово!
— Ну, чего пристали? Просто так...
— Так? — зловеще проговорил Семен. — А я тебе скажу: били! Кто тебя бил, признавайся?
Надя поняла, что ей не отвертеться.
— В общем... — сбивчиво заговорила она. — В общем это... пожалуй, чепуха... говорить не стоит. — Но ей вдруг захотелось рассказать, рассказать все, все...
Она задумчиво взглянула на Семена, не отрывавшего от нее пристальных глаз, и глуховато сказала:
— Нет, конечно, не чепуха... — Несколько мгновений она стояла среди комнаты, не зная, с чего начать. — Влипла я сегодня...
Надя в изнеможении опустилась на стул и стала рассказывать о вдове Васильевой, о рыжем Рухлине и его семействе.
— Ну зачем ты пошла, зачем пошла к этим гадам?! — сжав кулаки, прорычал Семен.
Василий слушал Надю с широко открытыми глазами и думал о том, что она по-настоящему добрая душа. Про Рухлина такого не скажешь... Непонятно, почему Семен спрашивает, для чего она пошла к рыжему, — тут же и без всяких слов дело ясное, как на ладони!
— Сейчас я сама понимаю — не надо было идти.
Когда Надя стала рассказывать, как на нее накинулись у Рухлиных, лицо Семена стало иссиня-бледным, а рука потянулась к стоявшей рядом винтовке.
— Значит, ударил? — задохнувшись, спросил он.
— Раз ударил.
— А ты? Ты что ему на это?
— А что я могла?..
— Что верно, то верно, — со злой усмешкой сказал Семен. — Слыхал, Васек, какую песню Надежда оторвала: «Рыжий красного спросил, чем ты бороду красил»?
Он торопливо сунул Василию руку. Наде показалось, что Семен хочет поскорее выпроводить его.
— Счастливой тебе дороги!
— Прощай, Сеня. Не знаю, когда теперь свидимся.
Василий своими лапищами крепко сжал руку Семена и обернулся к Наде.
— Будь здоров, Вася. Да не вспоминай лихом, — сердечно сказала она.
Василий засмущался.
— Ты, слышь, Надежда, на меня не имей сердца. Может, когда и обидел невзначай...
По настроению Василия было похоже, что он собрался держать перед Надей покаянную речь, но его опередил Семен:
— Послушай, Васек, а что, ежели нам с тобой договориться вот насчет чего: когда притопаешь в Соляной городок и малость оглядишься...
Василий замахал руками, показывая, что не хочет и не будет слушать Семена.
— Ты, Сень, зря заводишь, ничего я там не стану делать. И лучше мне памороки не забивай.
— Да ты не кипятись и не спеши! А главное — выслушай, — пытался урезонить его Семен. — Ничего страшного тебе не поручаю, так что не бойся и раскрой уши. Там стоят каратели. Верно? Ты между дел присматривайся и старайся понять все, что там увидишь. И запоминай, для себя, конечно. Вот и все. Может, трудно? — насмешливо спросил он.
— Так это чего... — сдаваясь, сказал Василий. — Это вроде ничего... Глаза и так все видят.
— А я о чем толкую? — обрадовался Семен. — Ну будь здоров! До следующей встречи.
— Весточку подал бы, как там устроился, — попросила Надя.
Василий удивленно взглянул на нее: зачем Надежде понадобилась от него весточка?!
— Может, еще в гости к тебе наведаемся, — словно угадав, о чем подумал он, пояснила Надя и, переглянувшись с Семеном, добавила: — Мы вдвоем, примешь?
— Не придете, — решив, что его разыгрывают, усмехнулся Василий. — Там самое пекло.
— Нет, погоди, Васек, — оживился Семен. Новая мысль пришла ему в голову. — Ну, а что, если и вправду мне понадобится туда, в Соляной? Можно к тебе?
— Не впутывайте меня в свои дела! — взмолился Василий. — Вот хоть возьмите и убейте, а я сам по себе буду, и кончено... Ну, оставайтесь здоровы.
Наступая осторожно на носки, чтобы сапоги не скрипели, Василий вышел из комнаты.
— Не человек, а бревно! — зло сплюнув, сказал Семен, — Ну как еще ему доказывать? На кулаках, что ли? Ну, да шут с ним. Ты вот что объясни мне: как ты могла допустить себя до такого. А?.. — Он снова закипел от негодования,
Надя понимала, что подразумевалось под этими его словами, она сама уже задавала себе такой же вопрос. И ругала себя за излишнюю доверчивость: идя к Рухлиным, даже не подумала, что там могут встретить не так, как хотелось ей.
— Сама не знаю... И не надо об этом.
— Не надо? — Семен сорвался с места. — А о чем же надо? Пускай белые бандюки кулаками бьют нашего брата по мордам, а мы молчи? Или спасибо говорить? Так?.. У тебя наган есть?
— Ну, есть, а дальше что?
— А то, что скажи мне, зачем тебе революция оружие доверила? Может, просто для красы? Или же еще для чего?
— Чего ты так распетушился? — Надя попыталась немного охладить его пыл. — Подтяни свои нервы.
— Нет, ты скажи, сама-то ты понимаешь, что случилось?
— Как не понимать, до сих пор щека ноет, — неудачно пошутила Надя.
— А я тебе скажу — ни шута ты не понимаешь! Ясно? Так он же, этот рыжий, не лично тебя бил по мордам, а Советскую власть! Революцию! А она, понимаете, за такие его подлые дела — песенку про рыжего! Лучше ничего не придумала?
— Тебе хорошо тут рассуждать да осуждать, а вот попробовал бы там, — начала сердиться Надя, — не знаю, что запел бы!
— Я? Да я в него все пули из нагана покидал бы! — гневно прошептал Семен. Брови у него сошлись на переносице, на лбу легла резкая складка, глаза зло сузились.
— Уж так сразу и за наган, сразу пули? — не совсем уверенно возразила Надя, вернее — не возразила, а вслух задала себе вопрос, потому что ей и тогда да и сейчас еще казалось, что столкновение с Иваном Рухлиным было не чем иным, как личной ссорой, ну, а где же видано, чтобы во время ссоры человек хватался за оружие? Нет, случаи такие бывали, но они назывались разбоем, за них судили, строго наказывали. У казаков с детства все знают, что оружие дано не для того, чтобы поднимать его против своего же станичника! Надя не раз слышала от отца, что казаку доверено оружие для защиты отечества, на страх врагам. Враг ли Иван Рухлин? Ведь она шла к нему, не считая его врагом. Но и другом он не был... Надю вдруг оглушила мысль: чем закончилась бы эта встреча в доме Рухлина, не сбеги она вовремя?
