Максим Войлошников - Декабрист
Вел их Окулов, бывавший на Пинеге в юности. Шли по зимнику по безлюдному водоразделу, затем попали в долину Кокшеньги, где иногда лишь заснеженное поле разделяло соседние деревни. Это облегчало им пополнение припасов. Избы здесь стояли на высоких подклетях, и в них вели приподнятые крыльца, а амбары высились на курьих ножках, отделяющих их от мерзлой земли и грызунов.
Через два дня вышли к реке Пинеге — на другой стороне виднелось большое старое село, рядом с ним — монастырь. Село называлось Карпогоры — до этого места в любую межень можно было подняться по реке из уездного городка Пинеги. Поэтому здесь происходил известный осенний торг. В селе они заночевали, используя свою подорожную. Купили в лавке разных необходимых припасов и пару охотничьих ружей, отсутствовавших у них при всем разнообразии их вооружения. Здесь же к ним присоединился и нанятый за хорошую плату проводник Павел Куроптев. Куроптев — бывалый молодой мужик, летом ходил на зверобойный промысел на море, а зимой занимался охотой. Мало что связывало его с родным селом. Он легко согласился помочь беглецам, сразу догадавшись, несмотря на наличие подорожной, кто средь зимы явился в пинежскую деревню. Этот парень, с кривым носом и синими глазами, быстро завоевал доверие бывших матросов, да и всех остальных.
— Знаешь, Павлуша, нам надобно пересидеть до лета где-нибудь в тайге, чтобы жандармам надоело нас искать, — не скрываясь, сказал ему Ломоносов. Пинежанин, прищурясь, взгляул на Петра и качнул головой.
— Попробуем, господин хороший!
— На нижнюю Мезень можешь тайно провести?
— Есть там охотничьи тропки в обход гиблых болот, кой-где избы промысловые стоят. Можно…
…Шли через еловую тайгу, через замерзшие болота, на север… Петру странно было думать, что где-то на юге, в Харьковской губернии, уже пришла весна и зазвенели весело ручьи, а здесь лежат еще нетронутые, величественные снега. Мертвая тишина стояла в лесу, нарушаемая лишь звяканьем уздечек, храпом лошадей да изредка голосами, быстро замолкавшими. К вечеру Куроптев вывел их к очередной заимке, где стояла пустая изба и амбар на ножках.
— Здесь переночуем.
…Терехов был в ярости. За селом Карпогоры следы преследуемых терялись. Судя по всему, они должны были уйти на восток. Однако следов не было. Тем не менее он отправил в том направлении, в Усть-Цильму, что стоит на излучине Печоры, полуэскадрон из сорока жандармов во главе с поручиком. Санкт-петербургские жандармы весьма нехотя исполнили приказание. Они должны были четыреста верст пробираться через тайгу зимниками и замерзшими реками.
— Припасы и все необходимое получите у местных властей! — сказал он поручику. — Не пропустите мне их, если пойдут на Урал! Не то…
Поручик понял многозначительное молчание.
Но куда пропали беглецы? Если не на восток — то не отправились же они в голую тундру, к самоедам?! Он отправил следопытов в разные стороны. Наконец, через неделю прибыл усталый Федосов, архангельский фельдфебель, который сообщил, что беглецы ушли вниз по Вашке, в низовья Мезени! Безумцы! Сейчас тундра — ледяная пустыня, продуваемая полярными ветрами! Молодец фельдфебель, и никакого Филькина не надо!
— Как обнаружил?
— Есть охотничьи способы, — ухмыльнулся следопыт. — Кони подкованы не по-деревенски. И еще по г…ну.
— Это как?
— Вестимо, господское г…но, оно не такое, как мужик серит!
— Да? — не на шутку заинтересовался Терехов. — Ну надо ж!
— Люди, на конь! — выскакивает он вон из избы, где квартировал. Из ближайших изб выбегают жандармы, трубач, который трубит немедленный сбор. Через полчаса весь отряд устремляется в тайгу, по зимнику на Мезень. Преследуемые, обходя села, потеряли много времени.
— Мы их нагоним! — ревет Терехов, подгоняя людей. С ними несколько охотничьих собак, приобретенных в Карпогорах.
Между тем беглые декабристы — будем называть их так, коль уж история прилепила это прозвище целой плеяде самых разных людей, — нашли прибежище в суровой северной тайге на самом краю Малоземельской тундры. С большими трудами пробрались они через тайгу. Здесь, в глухих безлюдных местах, надеялись они найти прибежище на несколько месяцев, до начала короткого северного лета.
Не прошло и нескольких дней с тех пор, как они начали обустраиваться. Полусгнившая заброшенная промысловая избенка могла вместить только нескольких из беглецов. Искривленные ветрами ели пошли на шесты и настил для шалашей, накрытых попонами и шкурами, купленными в Карпогорах. В одно утро, когда все были заняты приготовлением завтрака или подготовкой к охоте, в скудный бивак внезапно ворвался поручик Владимир Лихарев. Он стоял на карауле, подальше в лесу, и сейчас его красивое узкое породистое лицо с отпущенными русыми бачками исказилось волнением:
— Господа! Я слышал несколько собак! Я охотник, и не мог ошибиться! До них не более двух верст! Это погоня!
— Друзья! Немедленно все собрать, оседлать коней, навьючить! Мы все успеем! — Ломоносов взвился пружиной, перевернул котел, залив костер, и мгновенно перетянулся подхваченной амуницией. Люди ринулись сворачивать лагерь, и в пять минут одни силуэты шалашей сиротливо выдавали место, где стоял бивак. Все поспешно седлали и вьючили коней, отдохнувших за эти дни и потому могших дать некоторую фору усталым лошадям преследователей.
— Хорошо бы дров и кольев захватить, в тундре с этим гибель! — заметил Куроптев.
— Господа, каждый берет в седло по паре лесин! — распорядился майор, и все офицеры, моряки и солдаты, ворча, разобрали шалаши по седлам. Наконец, сели по коням. В наступившей тишине, прерываемой лишь пофыркиванием коней, теперь уже все расслышали далекий лай собак.
— С версту, а то и полторы! — сказал Куроптев.
— Марш-марш! — отдал команду Ломоносов, и маленький отряд вновь двинулся на север.
…Преследователи обнаружили брошенный лагерь и рьяно ринулись по следам беглецов. Весь день продолжалась погоня, и люди Петра все время слышали за собой лай собак, то удалявшийся, то приближавшийся. Деревья становились все ниже и все реже. Беглецы перешли по льду какую-то речку — Куроптев сказал, что это Пеза, приток Мезени, — и оказались в бескрайней снежной равнине.
— Тундра… — заметил Чижов глубокомысленно. Но все и так это поняли. По глубокому снегу и беглецы, и погоня двигались чрезвычайно медленно, выбиваясь из сил. Теперь они уже видели друг друга на расстоянии версты, или немногим более. Между тем небо стало совсем белесым. Куроптев поглядел на него и выразительно поцокал языком.