Густав Эмар - Заживо погребенная
— Распорядись, чтобы в прочих экипажах было то же самое. А теперь вези меня в Пале-Рояль.
Внутри карета оказалась не только чистой, но даже изящной, тощая лошадь бежала со скоростью тысячного рысака.
Ровно в четверть пятого Юлиан вошел в кафе Ротонд. Народу было там много. За одним из столов одиноко сидел, углубленный в чтение «Тайме», какой-то господин. Юлиан прямо направился в его сторону.
— Стакан полынной и «Galignani», — громко сказал он официанту.
Читатель «Тайме» взглянул на него исподлобья. Юлиан вынул сигару и, увидя спички около читающего, спросил по-английски:
— Вы позволите?
— Сделайте одолжение, — отвечал тот на том же языке.
После этого оба углубились в чтение.
Минут десять прошли таким образом. Наконец, читатель «Тайме» бросил газету на стол, рассчитался с официантом и, молча поклонившись Юлиану, вышел из кафе.
Немного погодя, и Юлиан последовал его примеру. Выйдя в сад, он увидел незнакомца, спокойно прогуливавшегося по дорожкам и, по-видимому, наслаждавшегося природой. Юлиан пошел за ним.
Тот даже не обернулся.
Они вышли из Пале-Рояля и вошли во двор Фонтанов. Незнакомец повернул налево и, войдя в угловой дом, стал подниматься по лестнице. Юлиан не отставал от него, идя, впрочем, немного поодаль.
Он услыхал, как незнакомец поворачивал ключ в замке, и, поднявшись в четвертый этаж, увидел перед собою открытую дверь.
— Не забудьте запереть дверь! — крикнул по-английски громкий голос.
Юлиан вошел и очутился в просторной комнате, заставленной самой разнокалиберной мебелью. Тут была библиотека избранных книг, фортепьяно, различное оружие, коллекции палок, трубок, туалет из палисандрового дерева и т. п. Дорогие картины висели на стенах, великолепная люстра украшала потолок. Тяжелые драпри закрывали окна и дверь, ведущую, по-видимому, в другую комнату.
— Не сердитесь на меня за эту скучную прогулку, господин Иригойен! — радушно сказал хозяин этой странной квартиры.
— Я не только не сержусь, господин Фильмор, но счастлив убедиться, что вы не отучились остерегаться! — смеясь, ответил Юлиан.
— Остерегаться всегда следует, господин Иригойен.
— Давно вы в Париже?
— Давно! И часто сожалею о просторе наших милых саванн. Хорошее было времечко!
— Может быть!.. Но скажите, можем мы тут свободно переговорить?
— Будьте покойны. Меня считают за американца и никому в голову не приходит что-либо подозревать. Вы желаете говорить о Майоре?
— Да! Правда ли, что он в Париже?
— Уже два года, но вчера только я в этом окончательно убедился, встретив его нос к носу в Булонском лесу.
— Как? Это вы назвали его по имени? Зачем вы это сделали?
— Чтобы не сомневаться более. Эта старая штука: внезапно названный по имени человек, как бы он ни был обстрелян, невольно встрепенется и выдаст себя. Майор точно также попался. Хотя он и очень постарел, и обезображен новым шрамом на лице, тем не менее я его узнал.
— Позвольте, я не узнаю вашей обычной предусмотрительности! А что, если он также вас узнал?
— Я спокоен на этот счет. Когда мне донесли, что Майор в Париже, я сначала отказывался верить этому. Узнав недавно, что он каждое утро катается верхом в Булонском лесу, я решил проследить его и, наклеив бороду, надев парик и очки, отправился сам туда. Положительно невозможно, чтобы даже он догадался, кто его окликнул.
— Дай Бог!.. Скажите теперь, по-прежнему ли вы готовы оказать мне услугу?..
— Более, чем когда-либо, можете быть в этом уверены.
— Благодарю… Желаю и надеюсь, что мы с вами опять сойдемся.
— Без сомнения. Но позвольте мне сначала объясниться. Господин Иригойен, я вам обязан жизнью и достоянием… К слову сказать, у меня семьдесят тысяч годового дохода, сумма немалая для человека, прошедшего огонь и воду… Но, кроме этих благ, вы дали мне нечто более: вы возвратили мне самоуважение. Теперь я честный человек! В отношении вас — долг мой не оплачен. Плотью и кровью готов я помогать вам в борьбе против Майора. Но решение мое непоколебимо — никаких договоров, вроде заключенного в Мексике, не будет!
— Но, мне кажется…
— Не настаивайте! Помогая вам, я в то же время служу себе. Я поклялся отомстить Майору и сдержу клятву во что бы то ни стало!
— Если вы требуете…
— Да, требую! И в противном случае останусь нейтральным, что меня глубоко огорчит.
— Пусть будет по-вашему. Но позвольте мне пожать вам руку.
Они с чувством подали друг другу руки.
— А теперь, — весело продолжал Юлиан, — не можете ли вы что-нибудь мне сообщить?
— Ничего ранее вечера… Я только с сегодняшнего дня начал действовать. Все, что я могу сказать вам наверное, это то, что Калаверас также в Париже.
— Так я и знал!.. Кстати, уверены ли вы в вашем шпионе?
— Еще бы!.. Он также поклялся отомстить Майору… Да вы, впрочем, знаете его!
— Я? Кто же это?
— Себастьян, бывший матрос.
— Он не умер?
— Нет! Это длинная история. Но вот два года, как он следит за Майором.
— Странно, враги Майора как будто воскресают для того, чтобы уничтожить его!.. Сговоримся теперь, где и как нам встречаться?
— Завтра в кафе Гельдера, в пять часов. Я буду одет отставным офицером и первый к вам подойду. Тут же мы условимся о следующем свидании. Нужно сбивать с толку шпионов. Как вы оденетесь?
— Но завтра я могу остаться в обыкновенном платье. Майор видел меня всего один раз, и тогда у меня была длинная борода и длинные волосы.
— Правда. Если вам нужно будет писать, адресуйте письма на бульвар Пуассониер, № 88. Там моя настоящая квартира.
— Хорошо. А мой адрес…
— Знаю! Давно знаю!
— В таком случае, до свидания, до завтрашнего дня.
Юлиан отправился к театру, где его ожидал экипаж, и вернулся домой.
ГЛАВА VI
При звуке голоса, громко назвавшего его по имени, панический страх овладел Майором. Нещадно шпоря коня, он мчался, как вихрь, с единственной мыслью — бежать, бежать, как можно дальше.
Мало-помалу волнение его улеглось и, остановив взмыленную лошадь, он тяжело перевел дух.
— Дурак! — сказал он сам себе. — Вместо того, чтобы узнать, что мне нужно, я возбудил подозрение в моих врагах! Теперь они знают, что я здесь.
Бешенство его утихло, уступая место размышлениям. Результатом их было то, что он повернул лошадь назад и направился к Парижу. Он ехал тихой рысью, покуривая сигару и глубоко раздумывая о своих делах.
Около одиннадцати часов он въехал в пустынный и; узкий переулок и остановился у высокой каменной стены. Не слезая с лошади, он постучал хлыстом в дверь, потом, соскочив на землю, привязал измученное животное к железному кольцу и подошел к другой, находившейся рядом двери.
