Филиппа Грегори - Дочь «Делателя королей» (ЛП)

— Я спас ее, — спокойно говорит он. — Я думал, что ты будешь рада.

Я вскакиваю со стула, чтобы посмотреть на него. Он не может верить, что я обрадуюсь. Его внимательный взгляд говорит мне, что он знает, как мать в течение двух долгих лет пыталась развязать войну внутри нашей семьи потоком своих яростных писем, болезненных извинений и оправданий. После ее последнего письма, в котором она назвала моего сына, своего собственного внука ублюдком, а моего мужа вором, она не написала мне ни слова. Она заявила, что я опозорила своего отца и предала ее. Она сказала, что я ей больше не дочь. Она прокляла меня материнским проклятием и пообещала, что я останусь жить без ее благословения, что она не назовет моего имени даже на краю могилы. Я ничего ей не ответила, ни одного слова. Выйдя замуж за Ричарда, я решила, что теперь у меня нет ни отца, ни матери. Он погиб на поле боя, она бросила меня и оставила одну среди воюющих армий. Мы с Изабель считали себя сиротами.

До сегодняшнего дня.

— Ричард, ради Бога, почему ты привез ее именно сюда?

Наконец он решает говорить прямо.

— Джордж собирался забрать ее, — говорит он. — Я в этом уверен. Джордж собирался ее похитить, обжаловать королевское решение поделить ее состояние между вами двумя и потребовать правосудия для нее. Спасти ее, словно странствующий рыцарь, а после того, как она получит обратно все земли Уориков, отобрать их у нее силой. Он собирался держать ее в своем доме, как тебя когда-то, и он забрал бы все, что у нас есть, Энн. Я должен был опередить его.

— Значит, ты забрал ее, чтобы это не успел сделать Джордж, — сухо говорю я. — Совершил преступление, потому что подозревал своего брата в таких же намерениях.

Он хмуро смотрит на меня.

— Когда ты выходила за меня замуж, я пообещал защищать тебя. Сейчас я защищаю наши общие интересы.

Напоминание о наших клятвах обезоруживает меня.

— Я не имела в виду ничего подобного.

— Я тоже, — говорит он. — Но я обещал защищать тебя, и сейчас нужно было сделать именно это.

— Где она будет жить? — моя голова кружится. — Она ведь не может снова пойти в святилище?

— Она останется здесь.

— Здесь? — я почти кричу.

— Да.

— Ричард, я боюсь даже увидеть ее. Она отреклась от меня. Она сказала, что никогда больше не благословит меня. Что я не должна была выходить за тебя. Она написала такие вещи, которые ты бы никогда не простил. Она назвала нашего сына… — я замолкаю. — Я не могу повторить. Я не могу думать об этом.

— Мне не нужно слышать этих слов, — говорит он весело. — И мне не нужно ее прощение. А тебе не нужно ее благословение. Она будет жить здесь, как наша гостья. Ты никогда не увидишь ее, если сама не захочешь. Она может ужинать в своих покоях и молиться в своей часовне. Видит Бог, у нас здесь достаточно места. Она сможет жить здесь своим отдельным домом. Тебе не о чем беспокоиться.

— Как мне не беспокоиться? Это моя мать! Она сказала, что до самой могилы не назовет меня по имени.

— Думай о ней, как о нашей пленнице.

Я падаю в кресло, глядя на него.

— Моя мать — наша пленница?

— Она была в плену в аббатстве Болье. Теперь она в плену здесь. Она никогда не получит обратно свое состояние, она все потеряла в тот момент, когда, узнав о смерти твоего отца, решила спрятаться в святилище. Она по собственной воле бросила тебя одну на войне. Теперь она живет жизнью, которую выбрала. Она стала нищей и заключена в тюрьму. Просто теперь ее тюрьма здесь, а не в Болье. Возможно, ей здесь даже будет лучше. В конце концов, это был ее дом.

— Это был дом ее семьи, она приехала сюда еще невестой, — спокойно говорю я. — Здесь каждый камень будет напоминать ей о ее правах.

— Ну, что ж…

— И он все еще принадлежит ей. — я смотрю в его красивое решительное лицо и понимаю, что мои слова не имеют никакого значения. — Мы живем здесь, как воры, и теперь истинная владелица будет наблюдать, как мы собираем ренту и творим суд под защитой ее стен и под ее крышей.

Он пожимает плечами, и я замолкаю. Я знаю, что он человек внезапных решений, человек, способный — как и его братья — на быстрые, мощные, решительные действия. Мальчики Дома Йорков провели все детство на войне против короля, видя, как их отец, а затем брат, рискуют всем ради победы. Все братья-Йорки способны на бесстрашную смелость и выносливое упорство. Я знаю, что он будет отстаивать собственные интересы без малейшего угрызения совести. Но я не знала, что он способен арестовать свою тещу и удерживать ее против ее воли, украсть ее земли, пока она спит под его крышей. Я знала, что мой муж человек жесткий, но не догадывалась, что он тверд и холоден, как гранит.

— Как долго она будет жить здесь?

— Пока не умрет, — ласково отвечает он.

Я думаю о короле Генрихе в Тауэре, который умер в ту самую ночь, когда братья-Йорки вернулись с победой из Тьюксбери и поставили окончательную точку в своей борьбе. Я представляю, как они втроем тихо входят в его комнату, пока король спит. Он спит под их защитой и никогда больше не проснется снова; я открываю рот, чтобы задать вопрос, но молча закрываю, не сказав ни слова. Я понимаю, что боюсь спросить своего молодого мужа, как долго проживет моя мать.

Неохотно, с болью в животе, я в тот же вечер после ужина иду в комнаты, выделенные моей матери. Ей доставили с кухни лучшие блюда, слуги подают ей пищу, встав на колени, оказывая все уважение, на которое имеет право графиня. Она плотно поела, к моему приходу со стола уже убирают пустые тарелки. Ричард решил, что она должна жить в северо-западной башне, как можно дальше от нас. От ее угловой башни к главной крепости нет моста; если она захочет покинуть свои комнаты, ей придется спуститься вниз по лестнице, пройти через двор, а затем снова подняться вверх, чтобы попасть в главный зал. А у каждой двери стоит стражник. Она никогда не сможет посетить нас без приглашения, и она никогда не покинет свою башню без нашего разрешения. Всю оставшуюся жизнь она будет видеть из окна один и тот же пейзаж: крыши маленького городка, пустынное серое небо, широкие луга и темную воду под стеной.

Я опускаюсь в реверансе, ведь она моя мать, и я должна оказать ей уважение, но потом я встаю и поднимаю подбородок. Наверное, я похожа на дерзкого ребенка. Но мне совсем недавно исполнилось семнадцать, и я ужасно боюсь своей матери.

— Твой муж намерен держать меня взаперти, — холодно говорит она. — Ты, моя родная дочь, служишь ему еще и как тюремщик?

— Вы знаете, что я не могу его ослушаться.