Мартин Стивен - Крайняя мера
— Не начать ли нам все сначала?
Перед Фрэнсисом на том самом месте сидел все тот же человек в черном. Но на сей раз на столе стояли серебряный кувшин и два кубка, а комната наполнилась сладким запахом фруктового вина. Вдруг Трэшема осенило, что этот ужасный человек заранее знал, что он перевернет стол, и потому не поставил на него кувшин. Просто он ждал, когда закончится это маленькое противостояние, после которого наконец можно приступить к важному делу. И тут Трэшема охватил ужас, от которого утихла физическая боль.
— Расскажи о Гае Фоксе, Роберте, или Робине, Кейтсби, Томасе Перси, Томасе и Роберте Уинтерах, Джоне Гранте, Ките и Джоне Райтах и о Роберте Кейтсе.
Боль вернулась и с новой силой обожгла все тело.
— Хочешь сесть за стол и выпить вина? Ведь ты не связан.
Трэшема поразила самонадеянность и высокомерие мужчины, вальяжно рассевшегося за столом. Кроме них двоих, в комнате находилась только молодая женщина, скромно пристроившаяся в уголке. У Фрэнсиса даже не сочли нужным отобрать шпагу и кинжал. Хозяин дома предоставил ему возможность почувствовать собственную беспомощность и осознать полное поражение. Тяжело дыша, Трэшем с трудом поднялся на ноги. Рана на голове снова начала кровоточить, и жгучая боль острыми иглами пронзила все тело.
— Кто вы и что вам надо? — Трэшем понимал, что его вид жалок, а голос звучит как погребальная молитва.
— Мне нужен ты, — с готовностью ответил Грэшем, как будто речь шла о чем-то обыденном. — Известно, что группа людей, считающих тебя своим другом, замышляет зло. Думаю, тебе об этом известно… или же станет известно в ближайшее время. Я знаю, что ты уже подвергался судебному преследованию и не раз находился на краю гибели, а потому твое имя обязательно свяжут с затеями так называемых друзей, и не имеет значения, участвовал ты в них на самом деле или нет. Ты очень одинокий человек, Фрэнсис Трэшем, — Грэшем немного помолчал, — да к тому же и дурак. Ты гоняешься за модой и за всеми новинками, что появляются в мире, никогда не задумываясь и ни о чем не переживая. Ты ничего не принимаешь близко к сердцу, как будто жизнь создана только для тебя одного и твоих удовольствий.
Трэшем с испугом посмотрел на собеседника.
— Даже принимая во внимание, что ты, кажется, любишь жену, насколько такой человек вообще способен любить кого-нибудь, кроме себя, я ни минуты не сомневаюсь, что ты прирожденный предатель. Да, ты шпион и двойной агент.
— Мой отец, напыщенный старый дурак, тешил свое тщеславие, затрачивая тысячи фунтов на никому не нужное строительство. — В голосе Трэшема звучал вызов, а во взгляде появилась надменность, и Генри не мог не отметить, что этот человек очень быстро справился с физической болью. — Так почему бы и мне не позаимствовать у него часть денег и не потешить свое тщеславие? Все-таки я живое существо, а не сооружение из холодного кирпича и камня! Я не чувствую вины перед отцом.
— Не сомневаюсь, — откликнулся Грэшем. — Но теперь тебе придется стать предателем ради меня.
— С какой стати?
— Ради собственной выгоды, как все, что ты делаешь в жизни. Потому что если я узнаю подробности об опасных играх твоих приятелей, то расскажу о них другим людям, а ты слишком эгоистичен, чтобы пойти ко дну вместе с этими безумцами. А еще потому, что я дам тебе кучу денег. Наконец, если ты ослушаешься, я тебя убью.
— Сколько денег?
Грэшем назвал сумму, от которой у Фрэнсиса округлились глаза.
— Вы можете доказать, что располагаете такими деньгами?
Генри бросил на стол тяжелый кошель, который Трэшем тут же открыл и стал перебирать пальцами находившиеся там золотые монеты. Джейн не произнесла ни слова, но Грэшем спиной почувствовал ее неодобрительный взгляд.
— Ты непременно хочешь отдать такие большие деньги этому мерзавцу? — наконец заговорила девушка.
Она так и не привыкла к богатству Грэшема и не могла оценить его размеры. Генри смотрел на деньги как на средство для достижения цели, а Джейн видела в них гарантию безопасности.
Все внимание Трэшема сосредоточилось на золоте. Возможно, именно здесь кроется настоящая выгода и шанс сохранить себе жизнь.
— Если мои друзья такие неблагоразумные, как вы говорите, их корабль может наткнуться на рифы, а их самих выбросит на берег. Но вдруг и я в это время окажусь на тонущем корабле?
— Если понадобится, тебя похитят из Тауэра и переправят во Францию.
— Вы можете это организовать? — В голосе Трэшема слышалось удивление и сомнение. Тяжелый кошель с золотом поразил его воображение.
— Да. А теперь хватит торговаться. Лучше расскажи, что тебе известно о планах друзей.
Бывают моменты, когда в одном и том же месте одновременно пересекается множество дорог, изменяя жизнь не единиц, а тысяч и тысяч людей. В зависимости от принятого решения колесо истории катится по той или иной дороге, превращая ее в неизбежный и единственно возможный выбор. Но существует великое множество других дорог, и если бы не то единственное решение — краткий момент, застывший в вечности, — кажущееся неизбежным никогда бы не свершилось. Сидя в грязной лачуге, Фрэнсис Трэшем, не видя и малой толики раскинувшихся перед ним бесчисленных дорог, бессознательно выбрал свой путь, определив тем самым дорогу для бессчетного количества живых душ. Здесь не было ни священника, готового благословить его выбор, ни писца, который представил бы грядущим поколениям приукрашенное описание этого деяния. Единственным свидетелем решения, принятого Фрэнсисом Трэшемом, стал человек с пронзительным взглядом, одетый в черный камзол с аккуратным плоеным воротником белого цвета.
Трэшем уселся за стол и протянул руку к вину, как бы испытывая терпение Грэшема.
— Я знаю, что Робин Кейтсби собирается свергнуть правительство и установить в Англии католическую веру. Он болтает об этом уже несколько лет. Да мы все участвуем в таких разговорах, но до сих пор ничего не сделали. Пока. Все люди, о которых вы говорите, встречаются гораздо чаще, чем обычные друзья. Ходят всякие слухи. Что бы там ни замышлялось, женщины очень волнуются, а священники ведут себя странно, как если бы папой римским вдруг выбрали женщину. Подробностей я не знаю. Кейтсби сказал, что пока мне лучше не знать секретов, о которых можно проболтаться под пытками. Но мой час еще наступит. Он к тому же сказал, что нужно меня подготовить к пожару, который разгорится совсем скоро. Кажется, он испытывает беспокойство по моему поводу.
— Хочешь сказать, что друзья не считают тебя достойным доверия?
В ответ Трэшем беззаботно пожал плечами, и Генри подумал, что этот человек представляет определенный интерес. Он не лишен мужества, и выходка со столом могла пройти успешно, окажись на месте Грэшема менее опытный человек. Рана на голове и удар в пах, представляющий серьезную угрозу для будущего потомства Трэшема, наверняка причиняют ему боль, как и понимание простого факта, что он оказался в руках врага. И все же Фрэнсис очень быстро пришел в себя и встал на ноги. Он ни о чем не просит и не раскаивается в своих поступках. Конечно, он продажный мерзавец и авантюрист, эдакий Уилл Шедуэлл с деньгами и зачатками воспитания.
