Борис Соколов - Мы еще встретимся, полковник Кребс!
Видя, что никто не подходит, Федор постучал по пепельнице и посмотрел на буфетчика. Тот пожал плечами и в свою очередь поманил его пальцем. Как Дробешев и предполагал, пришлось пить самому и угощать своего собеседника.
Когда они кончали вторую бутылку, Федор кое-что узнал о смерти Самушия. Не так уж часто на станции происходили подобные события. Буфетчик – его звали Гиви – утверждал, что покойный сидел за столиком не один.
– Как не один? А с кем? – насторожился Дробышев. Но буфетчик так и не смог припомнить приметы собеседника Самушия.
– Сколько же человек сидело за столиком? – спросил Федор.
– Трое, – ответил Гиви. – Сидели вот там, – показал он рукой на крайний столик в углу.
– Кто их обслуживал?
– Официантка Маро.
– А где ее можно найти?
– Сейчас позовем.
Приоткрыв дверь, ведущую в кухню, буфетчик крикнул что-то, затем обернулся к Дробышеву и, наклонившись через прилавок, доверительно спросил:
– Ты из ГПУ, следователь?
Федор кивнул головой.
– Спрашивай, пожалуйста, – сказал Гиви.
– Сколько стоял поезд?
– Пятнадцать минут. Батумский всегда так стоит.
– Чего же он бежал, ведь ехал-то в Тифлис?
– Как в Тифлис? – удивился буфетчик. – Ты что-то путаешь. В Батум он ехал. В Батум! Под Батумский и попал. – Гиви присвистнул, – а тифлисский за час до этого ушел.
Это было неожиданно и странно, но Дробышев не стал спорить.
– А кто видел, как это случилось? Люди на перроне были?
– Почему не были! Много народу было. Кто встречал, кто провожал, пассажиры тоже были, – ответил буфетчик.
– А кто видел, не знаешь?
– Должно быть, никто не видел. На первом пути стоял товарный, не успели убрать. Скорый пришел на второй. Хотя, подожди. Нико видел.
– Какой Нико?
– Носильщик на станции. Когда это случилось, он в буфет приходил, говорил, что видел. Да его вызывали ваши, допрашивали. А вот и Маро. Иди сюда, Маро, человек хочет с тобой поговорить.
Федор обернулся и увидел невысокую полную блондинку с ярко накрашенными губами. Это была русская девушка. Вероятно, ее звали Марией, а не Маро. Она улыбнулась и подала руку.
– Гиви говорит, вы обслуживали вчера вечером человека, которого переехал поезд, – не отпуская ее большой, крепкой, шершавой руки, сказал Дробышев.
– Да, он за моим столиком сидел.
– Расскажите подробно и по порядку, как все это было, – попросил Федор.
Она вопросительно посмотрела на буфетчика.
– Поговори с товарищем, расскажи ему, – сказал толстяк и вернулся за стойку.
Маро пригласила Дробышева сесть за столик. Чувствовалось, что работа в ресторане приучила ее не теряться и не смущаться перед посторонними. Ей не надо было задавать вопросов, она быстро поняла, что от нее нужно, и с чисто профессиональной наблюдательностью рассказала о человеке, который, встав из-за ее столика, через несколько минут трагически погиб. Она никогда раньше его не видела, но запомнила многие характерные черточки. Из ее рассказа Дробышев узнал, что Самушия вошел в зал с двумя мужчинами. (Маро подробно описала их). Один из них заказал вино, водку и еду. Пили много, почти не закусывая. Она немного знает грузинский разговорный язык и поняла, что встретились товарищи по работе. Несколько раз они называли какие-то фамилии, но она их не запомнила. Сидели за столиком, что-то около часа.
– А о чем они говорили, не слышали? – спросил Дробышев.
– Когда я подходила к столику, они замолкали. Позже, когда выпили, мне удалось услышать несколько раз слово Батум.
– И только?
Она замялась.
– Ну, говорите же, что вы слышали еще! – настаивал Дробышев.
– Мне показалось, что двое требовали, чтобы третий, ну тот, который попал под поезд, ехал в Батум.
– А он, что же, не хотел?
Она кивнула головой:
– Да!
– И еще что?
– Говорил, что в Тифлисе должен увидеть «самого».
– Кого?
– Один из них заметил, что я стою рядом и громко засмеялся. А мне велел уйти. Я не расслышала.
– А кто платил?
– Тот, который заказывал.
– Был ли в руках погибшего портфель? – поинтересовался Дробышев.
– Да, был, – ответила она.
Маро показалось, что в портфеле были деньги или документы, потому что он не выпускал его из рук. Но когда они уходили, портфель нес один из его спутников.
– Они были пьяны, когда уходили?
– Больше всех был пьян, который погиб, – объяснила Маро. – он шел, а те двое его поддерживали под руки. Знаете, – сказала она, задумавшись, – чему я удивилась? Целый час они пили и разговаривали, а как объявили о подходе батумского, заторопились, поскорей расплатились и к выходу почти бежали. А пьяный упирался. Потом слышу крик: «Человек под поезд попал!»
– А этих двоих, кто с погибшим был, раньше не видели?
– Нет, не видала.
– Почему вы их запомнили?
– Да они какие-то не такие, как все.
– Как это не такие? Чем же они отличаются? – спросил Дробышев.
Маро помялась.
– Не такие. Строгие. Не улыбнулись, не пошутили.
Маро не умела объяснить толком свое впечатление. А дело было просто. Она привыкла к фамильярностям нетрезвых посетителей, к заигрыванию, к ощупывающим взглядам, двусмысленным шуткам. А эти люди не обращали на нее никакого внимания. И это было непривычно.
– Вы их после катастрофы не видели?
– Нет, они не появлялись.
– Кто-нибудь вас вызывал, допрашивал?
– Никто, – ответила Маро.
– А куда же портфель погибшего девался?
– Откуда же мне знать?
Больше ничего она, видимо, не знала. Дробышев поблагодарил за беседу.
– Пожалуйста, – сказала она, улыбаясь, – если надумаете, приходите сюда вечером, – продолжала Маро, впадая в привычный наигранно-веселый тон разбитной официантки.
Дробышев решил продолжать свои поиски. О его приезде и беседах уже стало известно сотрудникам местного оперпункта, и, когда он попросил их найти носильщика Нико, несколько человек бросились выполнять его просьбу. Не прошло и двадцати минут, в течение которых он успел просмотреть запись о происшествии в книге дежурного, как длинный и сухопарый носильщик уже сидел перед ним. В небольшой комнате оперпункта собрались сотрудники, свободные от дежурства, и с люботытством наблюдали за Дробышевым. Разговаривать в такой обстановке было трудно, но Федору не хотелось обижать их, и он, положив перед собой блокнот, начал опрос.
Нико объяснил, что он видел, как через тамбур товарного перелезли трое. Один из них был очень пьян, и двое других его поддерживали. Вагоны закрывали свет перронных фонарей, на пути было темновато, и он не смог рассмотреть людей, да это его и не интересовало. Чего-чего, а пьяных на станции хватало. На пути он находился, чтобы встречать пассажиров, – это его обязанность. Но как только мимо него прошел электровоз и поравнялся с этими тремя, он услышал крик, скрип и скрежет тормозов. Когда он подбежал к вагону, под колесами которого лежал человек, около уже никого не было.
