Юрий Корчевский - Княжья служба
Никодим облегченно вздохнул:
– Ну вот, а ты собирался посадника будить. Вот спросит он тебя – такие ли монеты делают? Что ты ответишь?
– Да говорил же кузнец с подмастерьем о монетах. Ежели не лживые деньги, чего им по ночам скрываться, тайно все на корабль грузить?
– Это еще не вина, может быть – они украшения для подвесок, что девушки носят, печатают? Ну-ка, подойди сюда, к столу.
Никодим разложил на столе карту, очень похожую на ту, что он мне дал. Подвинул масляный светильник ближе, бросил:
– Покажи, где это.
Я подошел, левой рукой показал место.
– Хм, верно.
И я краем глаза уловил движение. Поскольку я уже внутренне был готов к тому, что Никодим нападет на меня, резко отшатнулся и в ответ ударил его ножом по руке – до груди или живота я не дотягивался.
Никодим удивленно взглянул на свою руку:
– Шустер! Только из дома ты уже не выйдешь, слишком много успел увидеть и узнать. – Крикнул: – Заходите!
В комнату ввалились два амбала. В руке одного была увесистая гирька кистеня, другой держал здоровенный мясницкий нож.
Вечер переставал быть томным. Самая хорошая оборона – это нападение. Я мгновенно крутанулся на каблуках и метнул в мытаря нож. Никодим явно не был готов к такому повороту событий и даже уклониться не успел. Нож по самую рукоятку вошел в грудь. Мытарь наклонился и упал вперед, лицом на стол, схватился за карту и рухнул. Светильник перевернулся, масло вытекло и вспыхнуло. Я выхватил саблю и метнулся вперед. Колющим ударом вонзил лезвие амбалу с кистенем в живот и, выдергивая, провернул саблю для увеличения эффекта. Здоровые амбалы. В рукопашной на кулачках я им явно не соперник, они бы меня просто раздавили, но с реакцией у них было плоховато. Привыкли мешки да тюки на пристани таскать, да в кулачном бою носы сворачивать. Не исключено, что по ночным улицам шныряли, выискивая беззащитных жертв. Но здесь им не тут, не на того напали.
Амбал зажал рану рукой, из-под которой густо текла почти черная кровь. «В печень достал», – мелькнуло в голове.
– Ты это… чего… – И, не договорив, упал.
Грохот был такой, как будто упал шкаф. Наверное, все домочадцы проснулись.
Второй амбал оторопело спросил:
– Ты зачем Федьку? – И шагнул на меня, выставив вперед нож, который лишь немного уступал по длине моей сабле.
Я отпрыгнул в сторону, сделал обманный финт и саблей ударил его по плечу. Амбал взревел и выронил нож.
Я крикнул:
– Беги, пожар!
Амбал тупо глядел на меня, потом перевел взгляд на разгорающийся огонь. Вытерев саблю о скатерть, я вложил ее в ножны и ласточкой вылетел в окно. Слава богу – стекол в них не было, простая слюда. Стекла – удел князей и дворян, дорого стоило на Руси стекло.
Приземлившись на землю во дворе, перемахнул забор. В доме раздавались крики, окно ярко освещалось пожаром, огонь жадно лизал деревянный пол, шторки, мебель. Домочадцам сейчас будет не до меня, а вскоре и соседи сбегутся. Деревянные дома горят быстро, чуть промедлил – и пламя перекинется на соседние дома.
Чтобы усилить панику, я заорал:
– Караул, пожар! – Круто развернулся и помчался прочь.
Меня видели двое – амбал и дед-сторож. Наверняка уже утром городская стража будет меня искать. Надо уносить из Пскова ноги. Не дай бог, еще и посадник замешан в этом деле, тогда, если поймают – до суда не доживу, убьют при задержании, или по-тихому удушат в камере.
Срочно на постоялый двор. Надо забрать деньги и карту и убираться из города. Хорошо, что лошадь за городской стеной, не надо ждать утра. Доберусь до Великого Новгорода, а там видно будет.
Надо как можно быстрее в Москву, до князя. Если местные кузнецы-умельцы пронюхают про смерть Никодима – зашухарятся, попрячутся во все щели, пойди их найди потом. Да и улики уничтожить недолго. Монеты и чекан в воду – и никаких улик нет. Другое дело – вдруг сочтут пожар случайным? Тогда у меня есть шанс, что они продолжат дело, и их удастся захватить.
Поднявшись к себе, я прицепил к поясу кошель с деньгами, сунул за отворот кафтана карту на коже, попрыгал – ничего не звенит, лишь глухо позвякивают монеты в кошеле.
Вышел во двор и дойдя до городской стены прошел сквозь нее. Оседлав лошадь, выехал. Было темно, но конь каким-то чудом видел дорогу. Повернуть на север, к Великому Новгороду, или держать на восток, напрямую к Москве? А, была не была, держу на восток, тем более что на горизонте небо посерело, предвещая скорый восход светила.
В деревнях раздавались крики петухов. Еще через час рассвело, но я продолжал скакать. Надо торопиться, надо успеть!
Еще часа через три скачки я выдохся, а есть хотелось так, что в глазах темнело. В средние века худыми были только люди низкого звания, чем выше человек поднимался по социальной лестнице, тем дороднее и упитаннее был. Своего рода показатель достатка носителя жировых запасов.
Остановился у единственного деревенского трактира при постоялом дворе и заказал сразу гору еды. Учитывая, что был не сезон, и трактир в ранний час пустовал, вокруг меня забегали половые, и даже сам хозяин соизволил лично принести кувшин вина. Вино было дрянное, не иначе – разбавленное, но запивать еду надо было чем-то. Сама еда была вкусной. Я и не заметил, как умолотил половину молочного поросенка, уху со стерлядью и чуть ли не целый поднос пряженцев с мясом, грибами и рыбой. Когда почувствовал, что наедаюсь, поднял голову и чуть не поперхнулся. Вокруг меня кружком стояли повара, половые, мальчишки на побегушках, и завершал толпу зрителей хозяин. Все с немалым изумлением смотрели на меня. Вероятно, на их взгляд, я выглядел выдающимся обжорой, на которого стоило посмотреть и потом рассказывать приходящим в трактир.
Заметив, что я насытился, хозяин рявкнул:
– Что столпились? Не видели, как человек ест? Все по местам! – Сам же подсел ко мне, ласково заглянул в глаза: – Это где же так можно было оголодать?
– На службе государевой! – рявкнул я.
Хозяин обиженно поджал губы, но когда я щедро рассчитался за съеденное звонкой монетой, самолично проводил до выхода. По-моему, трактир можно было сегодня закрывать – я один выполнил их дневной план.
Усталость ушла, я вскочил на коня, которого тоже покормили отборным овсом, и не спеша поехал. После еды надо немного отдохнуть мне и коню. Добрался до Москвы за пять суток, почти загнав коня. Бросил у ворот коня, забарабанил в ворота. Князь конечно же уже отошел ко сну, но по моему требованию его беспрекословно разбудили. Старший дружинник Митрофан дело знал справно, коли требуют разбудить, значит – надо будить. Иначе он бы не занимал эту должность так долго.
Через несколько минут меня провели в кабинет князя. Еще немного ожидания – и выходит Овчина-Телепнев-Оболенский.
