Клан Пещерного Медведя - Джин Мари Ауэл
«Это все из-за Бруда, – думала она. – И почему он ко мне привязался? Что я ему такое сделала? Он всегда меня недолюбливал. Он, видишь ли, мужчина, а чем, собственно, они лучше женщин? Подумаешь, будущий вождь, не такой уж он великий. В обращении с пращой ему далеко до Зуга. Я и то стреляю не хуже его и уж точно лучше Ворна. Мальчишка часто промазывает, да и Бруд, наверное, тоже. Помнится, в тот день, когда он выпендривался перед Ворном, ему ни разу не удалось попасть в цель».
Она в запальчивости принялась стрелять из пращи. Один из камней попал в кусты и спугнул спящего дикобраза. В клане редко охотились на маленьких ночных зверьков. «Сколько было шума, когда Ворн подстрелил дикобраза! – вспомнила Эйла. – Да если я захочу, я тоже смогу». Распушив иглы, зверек семенил к песчаному холму, что находился у ручья. Эйла вставила в пращу камень, прицелилась и выпустила его. Медлительный зверек оказался легкой мишенью, он тотчас свалился на землю.
Довольная собой, Эйла бросилась к добыче. Однако, коснувшись ее, она поняла, что он не убит, а только ранен: из головы сочилась кровь. Охваченная волнением, она готова была отнести его с собой, чтобы полечить в пещере, как уже не раз поступала с ранеными животными. Ей уже не было радостно, ей стало жутко. «Зачем я в него стреляла? Ведь я совсем этого не хотела. Я не могу принести его в пещеру. Иза сразу поймет, что его ударили камнем. Она не раз видела зверюшек, подбитых из пращи».
Девочка в недоумении смотрела на раненого зверька. «Мне нельзя было охотиться, – продолжала рассуждать она. – Что толку от этой пращи? Креб и так злится на меня, а что будет, если он узнает? А если узнает Бран? Мне даже нельзя было прикасаться к оружию, не то что стрелять из него. Неужели Бран меня выгонит? – Эйлу переполняли страхи и угрызения совести. – Куда же я пойду? Ведь я не смогу жить без Изы, Креба и Убы. Кто обо мне позаботится? Я не хочу уходить».
Слезы хлынули у нее из глаз.
«Я была плохой. Очень плохой, и Креб на меня разозлился. Я люблю его и не хочу, чтобы он меня ненавидел. Ну почему он так на меня злится? – Слезы ручьем текли по ее щекам. Она легла на землю, продолжая рыдать над своей горькой судьбой. Продолжая то и дело всхлипывать, девочка села и вытерла рукой нос. – Больше я не буду плохой. Я буду только хорошей. И стану делать все, что Бруд ни пожелает. И никогда не прикоснусь к праще!» Для убедительности она швырнула оружие в кусты, после чего схватила корзинку и помчалась обратно в пещеру.
Иза издалека заметила девочку:
– Где ты была? Пропадала все утро и вернулась с пустой корзинкой.
– Я обо всем подумала, мать, – совершенно серьезно начала Эйла, – и решила, что ты права. Я была плохой. Но больше такого не повторится. Я буду делать все, что захочет от меня Бруд. Я буду вести себя так, как положено, и больше не буду бегать. Как ты думаешь, если я стану хорошей, Креб будет меня опять любить?
– Не сомневаюсь в этом, Эйла, – ответила Иза, мягко похлопав девочку по плечу.
«Вновь эта слезоточивость, стоило девочке подумать, что Креб ее не любит, – отметила про себя Иза, глядя на заплаканное детское лицо и опухшие глаза. Сердце целительницы дрогнуло. – Ей все гораздо труднее дается, потому что она на нас не похожа. Возможно, теперь это даже к лучшему».
Глава 11
Эйлу словно подменили. Она стала кроткой, послушной и всегда готовой выполнить приказания Бруда. Мужчины отнесли это на счет ужесточившейся дисциплины и были вполне удовлетворены. Пример Эйлы лишний раз подтверждал то, что было для них непреходящей истиной: мягкое обращение с женщинами порождает у них лень и дерзость. Им требовалась сильная рука. Они, слабые и безвольные существа, были не способны владеть собой так, как сильные представители человечества. Мужчинам же положено было управлять ими и держать в руках, чтобы те могли производить на свет потомство и таким образом вносить свой вклад в сохранение рода.
Не важно, что Эйла была всего лишь девочкой и родом из чужого племени. По возрасту она вполне могла сойти за женщину, а ростом выдалась выше большинства из них, к тому же ее ждала женская участь. Женщинам же всегда доставалось, когда мужчины, боясь проявить мягкотелость, проводили свою философию в жизнь.
Однако Бруд это делал с особым рвением. Хотя он был достаточно крут с Огой, это было цветочками в сравнении с нападками на Эйлу, которые в последнее время еще более ужесточились. Он постоянно держал ее на прицеле, травил, изводил как мог, заставлял бегать за каждой мелочью, а при малейшем нарушении или вовсе без повода давал затрещину, причем все это доставляло ему удовольствие. Некогда она задела его мужское самолюбие, теперь он платил ей тем же. Слишком долго она отказывалась ему повиноваться, слишком долго бросала ему вызов! Сколько раз он боролся с собой, чтобы не отвесить ей тумаков. Теперь настал его черед. Он заставил ее подчиниться своей воле и не собирался менять своего намерения.
Эйла ублажала его как могла. Она даже старалась предвосхитить его требования, однако это приводило к обратным результатам, и он обрушивался на нее с обвинениями: дескать, не бери на себя то, чего знать не можешь. Едва она ступала за пределы очага Креба, как Бруд был тут как тут, а без надобности оставаться весь день за каменным ограждением личной территории Мог-ура она не имела права. Время было хлопотное – заканчивались последние приготовления к зиме. Нужно было еще много сделать до наступления холодов. Иза сполна запаслась травами, поэтому Эйла не имела возможности покинуть окрестности пещеры. К тому же Бруд за целый день сгонял с нее семь потов, и к вечеру она валилась с ног.
Иза не сомневалась, что переменам в Эйле способствовал не страх перед Брудом, а любовь к Кребу. Целительница поведала Мог-уру о странной слезоточивости, вновь напавшей на девочку при мысли о том, что
