Джордж Фрейзер - Флэшмен
— Для тебя не секрет, что Гюлю не просто угодить, — продолжил Акбар. — Он, да и многие другие, были бы рады видеть вашу армию полностью уничтоженной, и все что я могу — это сдерживать их. О, мой отец еще не восстановлен на троне Афганистана, и моя власть не безгранична. Я могу гарантировать вам свободный выход из страны только на определенных условиях и опасаюсь, что чем дольше Эльфистан-сагиб будет отказываться принимать их, тем более жесткими мои соратники вынудят сделать эти условия.
— Насколько понимаю, — говорю я, — вы уже дали слово.
— Дал слово? Можно ли словом зашить перерезанные глотки? Я говорю о деле и жду того же от Эльфистан-сагиба. Он в целости и сохранности дойдет до Джелалабада, если пришлет мне шестерых заложников и даст обещание, что Сэйл уйдет из Джелалабада раньше, чем ваша армия войдет в него.
— Он не сможет этого обещать, — запротестовал я. — Сэйл теперь не подчиняется ему и не оставит Джелалабад прежде, чем получит приказы из Индии.
— Таковы условия, — пожал плечами Акбар. — Поверь мне, старый друг, Эльфистан-сагиб обязан принять их. Обязан! — Он слегка стукнул меня кулаком в плечо. — А что до тебя, Флэшмен, то если ты умный человек, то окажешься среди шестерых заложников. Рядом со мной ты будешь в большей безопасности, чем где-либо. — Он ухмыльнулся и натянул поводья. — А теперь ступай с богом и возвращайся поскорее с мудрым ответом.
Но я-то лучше знал, чего стоит ожидать от Эльфи-бея. И точно, когда я доставил ему послание Акбара, он принялся вздыхать и стенать в своем лучшем стиле. Нужно все взвесить, глаголил он, а армия к тому же так измучена и расстроена, что не может продолжать марш сегодня. Было всего лишь два часа дня. Услышав такое, Шелтон пришел в бешенство и стал требовать от Эльфи продолжить марш. «Еще один хороший переход выведет нас из Хурд-Кабула, — говорил он, — а что еще важнее, за пределы снегов, поскольку мы окажемся гораздо ниже их линии». Еще одна ночь на таком морозе, утверждал Шелтон, и армия погибнет.
Так они продолжали спорить и пререкаться, но Эльфи не сдавался. А тем временем мы, тысячи дрожащих от холода бедолаг, стояли на занесенной снегом дороге. У нас оставалось не более половины запаса провизии, а дров не было вовсе, и некоторые подразделения даже жгли деревянные части мушкетов в надежде вдохнуть хоть искру тепла в свои окоченевшие тела. Ниггеры этой ночью мерли как мухи, поскольку градусник опустился намного ниже нуля, а военные выживали только за счет того, что сбились в большую кучу, как животные, грея друг друга. У меня были одеяла и запас сушеного мяса в седельных сумах, достаточный, чтобы не испытывать голода. Мы с уланами улеглись тесным кругом, как делают афганцы, и укрылись сверху накидками. Хадсон позаботился, чтобы у каждого была фляжка с ромом, так что мы переносили холод достаточно легко.
К утру нас засыпало снегом, и, выбравшись из-под одеял и оглядевшись, я подумал, что армия дальше уже никуда не пойдет. Большинство людей замерзли настолько, что поначалу не могли двигаться, но когда стало заметно, что афганцы группируются на склоне для атаки, обозные подняли панику и сгрудились большой толпой на дороге. Шелтон сумел поднять главные силы на оборону, и так мы и стояли, как подраненный гигантский зверь без головы и сердца, а их стрелки возобновили свою дьявольскую работу, и первые жертвы этого дня уже падали на обочину по обеим сторонам строя.
К другим отчетам об этом ужасном марше, которые мне довелось читать — в первую очередь Макензи, Лоуренса и леди Сэйл, — я могу добавить лишь немногое. [XVIII*] В целом даже сегодня, шестьдесят лет спустя, эти дни вспоминаются как бесконечный кошмар. Лед и кровь, стоны, смерть, отчаяние, крики умирающих мужчин и женщин, завывания гази и гильзаев. Они наскакивали и отлетали, наскакивали и отлетали, — как правило, на обозных, — и так до тех пор, пока не стало казаться, что каждый ярд дороги устлан смуглыми изрубленными телами. Единственным безопасным местом было ядро главных сил Шелтона, где сипаи еще поддерживали подобие порядка. Я намекнул Эльфи, что меня с моими уланами есть смысл направить для охраны женщин, и он тут же согласился.
С моей стороны это был весьма предусмотрительный шаг, поскольку атаки на флангах участились настолько, что наша вчерашняя задача превращалась в смертельно опасное занятие. Джезайлиты Макензи были все в крови от непрекращающихся стычек.
По мере приближения к Хурд-Кабулу горы по обе стороны становились выше, и вход на этот ужасный перевал напоминал врата ада. Образующие его своды были так высоки, что каменистое дно скрывал постоянный полумрак. Топот ног, вопли дикарей, крики и стоны, раскаты выстрелов эхом отдавались от утесов. На выступах расположились афганцы, и, увидев их, Энкетил остановил авангард, так как идти внутрь казалось сущим самоубийством.
Вокруг Эльфи развернулась очередная дискуссия, пока, наконец у входа не показался Акбар со своими людьми. Тогда меня снова послали к нему, веля передать, что Эльфи согласен выдать шестерых заложников при условии, что Акбар отзовет своих душегубов. Тот согласился, похлопал меня по плечу и заверил, что теперь все будет хорошо. Еще он сказал, что мне стоит быть среди этих заложников, и тогда мы неплохо повеселимся. Меня раздирало надвое: с одной стороны, чем дальше я буду от Гюль-Шаха, тем лучше, с другой — окажется ли достаточно безопасным остаться при армии?
Но все было решено за меня. Эльфи предложил Макензи, Лоуренсу и Поттинджеру вызваться пойти в заложники к Акбару. Это были одни из лучших среди нас, и, я полагаю, Эльфи надеялся, что Акбар это оценит. Впрочем, если Акбар сдержит слово, не так уж и важно, кто останется при армии, ведь на пути до Джелалабада сражаться больше не придется. Лоуренс и Поттинджер согласились немедленно, Мак некоторое время колебался. Со мной он держался прохладно — думаю, из-за того, что мои уланы не принимали участия в сегодняшних схватках, а его люди сильно пострадали. Но он не говорил ничего и, не отвечая Эльфи, стоял, устремив взор на заснеженные хребты. Вид у него был помятый: тюрбан пропал, волосы взлохмачены, накидка запятнана кровью, а на тыльной стороне руки запекшаяся рана.
Тут он вынимает саблю, втыкает ее острием в грунт и, не говоря ни слова, подъезжает к Поттинджеру и Лоуренсу. Глядя на его статную фигуру, я испытал некий холодок внутри: сам будучи подлецом, я знал толк в хороших людях, а Мак был одной из главных опор нашей армии. Чертов педант, должен вам сказать, и любитель пофорсить, но самый лучший солдат — даю вам слово — из тех, кого мне приходилось встречать.
Акбар хотел еще и Шелтона, но тот воспротивился.
