Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Слуга с низким поклоном ввел Коперника в покои владыки. Отец Миколай начал привыкать к тому, что «дух Ваценрода» окончательно выветрился из этого помещения.
Все, что Коперник наметил себе изложить епископу, он высказал с убеждающей горячностью. Фабиан сидел, почти утонув в высоком кресле, и слушал каноника, одобрительно покачивая головой.
– Я прошу ваше преосвященство не откладывать своего решения и отправиться в Петрков лично. Король будет этим польщен. А упрямство капитула может привести к разрыву Вармии с королем!
По лицу Фабиана Лузянского промелькнула усмешка.
– А не кажется ли брату Миколаю, – заметил он многозначительно, – что вармийский капитул может найти себе не менее могущественного покровителя, чем польский король?
От неожиданности каноник отступил на несколько шагов. Ему сначала показалось, что он ослышался. А Фабиан Лузянский сидел, благодушно покачивая головой.
– И не думает ли брат Миколай, что наш всемилостивейший король, – продолжал епископ, – рано или поздно окончательно присоединит Вармию к Польше, лишив ее всех привилегий, и сделает своей обычной провинцией?
Теперь Копернику стало уже ясно, к чему епископ клонит. Очевидно, Орден дал понять Лузянскому, что покровительство магистра может быть для него более выгодным, чем покровительство польского короля. Орден предлагал епископу измену польскому делу!
– Возможно, ваше преосвященство, что король и присоединит окончательно Вармию, – стараясь подавить волнение и гнев, ответил Коперник, – но не об этом ли мечтали лучшие люди Польши?
– А Вармии? – лукаво спросил Фабиан, предостерегающе поднимая палец кверху.
Дольше сдерживаться Коперник был уже не в силах.
– Не оскорбляйте вармийцев, ваше преосвященство! – воскликнул он. – Я – торунец, вы – гданьщанин, среди нашего капитула есть краковяки, флатовцы, свяжинцы, но все мы поляки! И Вармия – наша исконная польская земля, и король Зыгмунт – наш польский король!.. Ваше преосвященство, – продолжал он умоляюще, – не верьте великому магистру! Не слушайте его льстивых речей. Необходимо немедленно передать его величеству королю добытое нами тайное письмо. Завтра я, по повелению вашему, отправляюсь в Петрков с делегацией вармийского капитула… Так вот, могу ли я взять на себя смелость вручить королю эту бумагу?
– Ты словно прочел мои мысли, брат Миколай! Конечно, это будет лучше всего. Вручи ее от моего имени, а также сообщи его величеству, что я безропотно приму любое его решение об избрании угодного ему епископа… И браневский бургомистр пан Филипп Тешнер одобрил мои планы насчет доставленной из Константинополя бумаги…
– Как! – чуть не закричал Коперник. – Филипп Тешнер знает о существовании этого письма?
– Да, сын мой, я давал ему прочесть письмо, – сказал епископ кротко. – Но что тебя волнует? Тешнер твой ближайший родственник по дяде. Это мудрый человек… Он даже брал у меня документ на дом и тщательно его изучал… Только вчера вечером он вернул его обратно. Тешнер сказал, что, по его мнению, лучше всего тебе самому вручить его Зыгмунту… Поэтому-то мы и решили, что именно тебе следует отправиться в Петрков…
У Коперника потемнело в глазах.
Филипп Тешнер видел это письмо, изучал его, брал его к себе на дом! И теперь он советует ему, Миколаю Копернику, вручить письмо королю. Тут что-то не так…
– Езус Мария! Как вы могли доверить столь важный документ такому… человеку? – запнувшись, закончил он.
– Не волнуйся, брат Миколай! – Видя обеспокоенное лицо каноника, Фабиан, тяжело отдуваясь, открыл большой железный сундук, достал красный портфель, а из него вынул свиток.
Одного взгляда Коперника было достаточно, чтобы определить, что письмо было то самое, которое пан Конопка доставил из Константинополя.
– Ты возьмешь его сейчас с собой, брат мой? – спросил епископ.
– Простите меня, ваше преосвященство, в Лидзбарке меня ждут незаконченные вычисления… Сегодня ночью я еще немного поработаю, а завтра по дороге заеду сюда – возьму письмо и ваши инструкции… Я точно выполню ваши наставления при разговоре с его величеством королем.
Почтительно поцеловав руку Фабиана, Коперник оставил его покои.
«Несчастный человек… Жалкий человек!» – бормотал он про себя.
Встречавшиеся ему в коридоре духовные и светские обитатели Лидзбарка испуганно отшатывались от каноника.
«Успокойся, брат Миколай, – увещевал он самого себя, – ничего непоправимого не произошло… Братец Тешнер, как видно, убежден, что я не решусь завести с Зыгмунтом разговор о магистре. Но не пройдет и пяти дней, как король узнает о кознях своего племянника… Как больно от стеснения в груди! Дыши поглубже, брат Миколай, и подольше задерживай в груди дыхание».
Постепенно сердце его, успокоившись, застучало ровно и ритмично. И вдруг в коридоре промелькнуло лицо браневского бургомистра. Отца Миколая словно обожгла язвительная усмешка Тешнера. Круто повернув, каноник не вошел, а ворвался в покои епископа.
– Что с тобой?! – воскликнул Фабиан испуганно. – На тебе лица нет!
Коперник попытался говорить, но только облизнул языком пересохшие губы.
– Ваше преосвященство… Письмо… Мне нужно убедиться… простите… – наконец выдавил он хрипло.
– Господь с тобой, брат Миколай, храни тебя пресвятая дева, сейчас я дам тебе это письмо!
Епископ снова нагнулся над железным сундуком, прозвенели колокольчиками хитрые затворы. Вот откинута крышка, бискуп вытащил красный сафьяновый портфель.
«Я, вероятно, сошел с ума… – подумал Коперник. – Вот же это письмо, то самое!..»
Он с трудом перевел дыхание.
«Мало ли почему мог так зло улыбаться Тешнер… Нет, я не схожу с ума, просто мне нужно наконец выспаться».
– Ну вот, сын мой… Возьми письмо и не заставляй уже больше старика лазить за ним в сундук…
Коперник одним взмахом развернул свиток. «Герб Тевтонского ордена. Почерк Альбрехта… Печать Альбрехта. Не к чему было сюда возвращаться!»
И вдруг каноника обдало холодом, точно на сердце его положили кусок льда. Не в силах удержаться на ногах, он прислонился к стене.
Герб был подлинный герб Тевтонского ордена. И почерк был подлинный почерк Альбрехта. Но текст письма был совсем иной!
Магистр Ордена обращался к повелителю правоверных, его султанскому величеству, с просьбой любыми путями восстановить добрые отношения с Польским королевством и с дядей магистра – польским королем Зыгмунтом. Магистр заклинал его султанское величество не начинать против Польши никаких военных действий, а также запретить Крымскому хану нарушать польские границы, тот ведь благоговейно прислушивается к волеизъявлению его султанского величества…
