Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II
Их губы снова соединились; слова уже не были нужны. Они теперь стали как одно целое, но оба страстно желали сблизиться еще больше, и сейчас же, немедленно...
Трибун порывисто приподнял Эмилию и бережно уложил ее на траву, потом наклонился над ней, одной рукой поддерживая за шею. Вторая скользнула вниз по бедру девушки, забирая с собой и так уже спущенную с плечей столу. Пальцы Сабина трепетно и чувственно изучали каждую точку на дорогом и желанном теле.
А через несколько секунд, не в силах больше сдерживаться, он с протяжным стоном подвинул Эмилию под себя и прижался к ней изо всех сил. Девушка, полузакрыв глаза и прерывисто дыша, крепко обнимала его руками за шею. Ее губы шептали что-то неразборчивое, а ноги сомкнулись вокруг бедер Сабина. И время словно остановилось для них...
* * *— Уже светает, любимый, — услышал Сабин возле самого своего уха тихий голос Эмилии. — Как жаль, что нам пора расставаться.
— Но ведь будет и сегодняшняя ночь, — умоляюще сказал трибун. — Ты придешь?
В его глазах была надежда.
Девушка грустно качнула головой.
— Вряд ли, — сказала она. — Не забывай, что попасть сюда мне удалось, только применив обман. Если задержаться еще — пойдут слухи. Ты же не хочешь, чтобы твою любимую обсуждали на всех углах в Риме?
Сабин скрипнул зубами.
— Я убью каждого, кто посмеет...
Девушка поцелуем заставила его замолчать.
— Не надо, — сказала она. — Лучше сделай так, чтобы ты мог смело попросить у Тиберия моей руки. Ты же можешь, я знаю...
— Я сделаю все, что в моих силах, — страстно прошептал Сабин. — И даже больше. Клянусь, уже скоро я одену тебе на палец железное кольцо в храме Венеры.
Эмилия мечтательно улыбнулась.
— А я с радостью произнесу традиционные слова: «Где ты, Гай, там и я, твоя жена». И тогда мы будем вместе и нас никто и ничто уже не разлучит, правда?
Вместо ответа Сабин крепко прижал ее к себе.
— Но тебе придется очень тяжело, — задумчиво произнесла девушка. — Мой дед так просто меня не отдаст. Доблестному трибуну придется послужить ему как следует.
— Я готов, — просто сказал Сабин.
Эмилия села и начала одеваться. Трибун с обожанием смотрел на ее тело, которое исчезало под мягким материалом столы.
— Пора, — сказала Эмилия. — Я не хочу, чтобы меня кто-то заметил. Прощай, мой дорогой.
— Когда ты уезжаешь? — с тоской спросил Сабин. — Я приду тебя проводить.
— Хорошо. Но только веди себя достойно.
Они негромко рассмеялись.
Внезапно у ворот сада послышался какой-то шум, шаги, лязг металла и приглушенные голоса.
Девушка испуганно вздрогнула.
— О, Боги, — шепнула она. — Меня увидят...
— Это опять проклятые преторианцы, — сквозь зубы процедил Сабин. — Вот уж действительно сторожевые псы. Ладно, я пойду и задержу или отвлеку их, а ты беги вон по той аллее. Войдешь в дом боковым входом.
Эмилия порывисто обняла его за шею, быстро поцеловала в губы и легко, как нимфа, побежала по гравиевой дорожке сада.
Сабин, злой и недовольный, поднялся на ноги, поправил одежду и двинулся навстречу преторианцам, чувствуя, как голова его медленно кружится от упоения последним поцелуем.
— Кто там опять шумит? — раздраженно крикнул он. — Я же приказал вам. Центурион, ко мне!
Центурион сделал несколько шагов и выбросил руку в салюте.
— Прости, достойный Сабин, — сказал он. — Там прибыл курьер из Рима. Он привез письмо от цезаря, адресованное тебе и достойному Светонию Паулину. Это срочно.
Сабин вздохнул. Вот и настало время уезжать. Но тут же он вспомнил, что, выполнив задание цезаря, будет иметь шанс отвоевать свою ненаглядную Эмилию, и на лице его появилось решительное и непреклонное выражение. Он был готов на все.
— Хорошо, — коротко бросил трибун. — Проведите курьера в дом. Я пойду доложу достойному Паулину.
Он повернулся и твердым шагом двинулся по аллее к зданию виллы, которое уже освещали первые робкие лучи восходящего солнца.
Глава XXV
Плавание
В пятый день после майских ид того же года подготовка к вторжению на территорию германских племен была полностью завершена и огромная римская флотилия степенно и величаво двинулась вниз по Рену, чтобы пройти по намеченному главнокомандующим маршруту и нанести затем варварам разящий удар в самое сердце.
Лениво катила свои серые воды великая река, разделявшая два мира — эллинистическую цивилизацию и дикие кровожадные племена Восточной Европы, покачивая на волнах всевозможные суда и суденушки, которые Германику удалось собрать для перетранспортировки своей пятидесятитысячной армии к устью Эмиса.
Были тут старые списанные военные триремы, доставленные с побережья Галлии, где они несли необременительную службу, отпугивая своим некогда грозным видом местную пиратскую мелочь и дерзких британских корсаров, которые давно зарились на богатые земли римских провинций.
Были и неповоротливые грузовые плоскодонные баржи, способные принять на борт значительное количество людей. Но вот об элементарных удобствах там приходилось забыть начисто.
А рядом с этими громадами и между ними суетился целый сонм маленьких суденышек — унирем, рыбацких лодок и даже плотов, которые были частично собраны по речным портам, частично конфискованы у купцов и рыбаков, а частично специально построены для этого плавания.
В основном флотилия шла на веслах, лишь иногда поднимались паруса, если дул попутный ветер. Германик — в соответствии с древней латинской поговоркой: festina lente — спеши медленно — не собирался подгонять события. Он заявил своим офицерам, что сейчас главное: благополучно, без потерь достичь устья Эмиса — намеченной цели. А случится сие неделей раньше или позже — не имеет существенного значения. Лето еще впереди, и у армии будет достаточно времени.
Каждое судно было максимально загружено солдатами — римскими легионерами из восьми ренских легионов и союзниками — галльской пехотой и батавскими копейщиками и пращниками.
А кавалерия — в основном, разъезды лучников из Белгики и земли треверов — шли берегом, неся при этом еще и дозорную службу. Мало ли что? Ведь в любой момент из леса могли появиться варвары и забросать флотилию камнями и стрелами.
Посреди колонны кораблей находилась флагманская трирема Германика, на которой плыл главнокомандующий со своим штабом. Между нею и остальными судами постоянно курсировали маленькие легкие увертливые лодки, развозя приказы и распоряжения.
Педантичный и помнящий обо всем военачальник стремился постоянно держать ситуацию под контролем и каждую минуту точно знать, что происходит в его армии.
