Алексей Сергеев - Стерегущий
Алексеев призыв к бою воспринял как специально для него предназначенное веление судьбы. Для него, привыкшего за последнее время к пассажирским пароходам, служба в царском военном флоте была такой же постылой, как и для Пономарева, но в эту трагическую минуту Алексеев восторженно, всем своим сердцем почувствовал, что представляют теперь, в бою, эти машины, котлы, механизмы — словом, вся техника «Стерегущего». Впервые машинный содержатель получил возможность наглядно убедиться, как велика и важна для жизни эта, созданная разумом и трудом сотен людских поколений, неутомимая, покорная человеку и в то же время нередко враждебная ему сила.
Как коротко ни было знакомство, но Сергеев не мог нахвалиться рулевым Шумаровым. Сейчас, конечно, об этом нельзя было сказать вслух (во-первых, некогда, во-вторых, возгордится не вовремя), но про себя командир «Стерегущего» уже решил в реляции о бое отметить безукоризненную работу рулевого с представлением его к награждению «Георгием».
Шумаров не только понимал командира с полуслова; казалось, он додумывает вместе с ним его мысли. Быстрота его соображения облегчала маневрирование миноносца. Рулевой сам понимал, что, как только японцы пристрелялись, надо дать полный вперед на всплески снарядов. Когда же всплески ложились по корме, показывая, что японцы берут «Стерегущего» в вилку, он взглядывал на командира, — не будет ли запрещения? — и лавировал так умело, что японцы, выпустив «Стерегущего» из вилки, начинали пристрелку заново.
Однако, когда в бой вступили минные крейсеры, стрелявшие из орудий крупного калибра с целью не выпустить «Стерегущего» из определенного радиуса, лавировать стало трудно, почти невозможно. И тут еще прибежал присланный Анастасовым страшно возбужденный кочегар первой статьи Пономарев с сообщением, что в машине лопнул теплый ящик и котлы приходится питать из-за борта морской водой.
Голос кочегара прервался, глаза смотрели с недоумением и тревожно, словно спрашивая: что же теперь делать?
— Хорошо! — машинально воскликнул Сергеев и рывком повернулся на каблуках к морю. Через мгновение больше для себя, чем для Пономарева, произнес: — Скажешь инженер-механику: пусть сделает все возможное и невозможное, но чтобы машина исправно работала!
Сказал и сейчас же услышал, — хотя еще за секунду эти звуки не доходили до сознания, — что машина страшно стучит, совсем как портовая землечерпалка, и понял, что в машине плохо держится пар, что она стала сдавать.
С чувством озабоченности он посмотрел вниз, на палубу, словно именно с нее вычерпывала грунт выбывавшая из строя машина, стучавшая с перебоями. И вдруг этот натужный стук до того живо напомнил ему Петербург, что он даже зажмурился от яркости воспоминания. Машина «Стерегущего» сейчас стучала, как стучал каждое лето паровой копер, со скрипом и лязгом вбивавший бревна в илистое дно вечно ремонтировавшегося Крюкова канала, вблизи квартиры Сергеева.
Этой ассоциации у него, пожалуй, и не возникло бы, если бы она как-то подсознательно не связывалась с мыслью о Тасе, о первой памятной встрече с ней в Петербурге и о последней — здесь, в Порт-Артуре, когда молчанием и взглядами сказано было друг другу больше, чем самыми искренними словами.
Внезапно запахло гарью. Из-под палубы повалил густой дым. Должно быть, в кочегарке от попадания снаряда начался пожар. Через какую-нибудь секунду пожары стали вспыхивать всюду. У входа в жилую палубу неожиданно выросла высокая елка дыма. У носового орудия маленькие язычки огня, ползая змейками, вкрадчиво подбирались к снарядам, вынесенным из пороховых погребов на палубу. У семидесятипятимиллиметрового пламя полыхало совсем откровенно. Пожар буйно разгорался. Еще секунды — и весь миноносец будет во власти огня!
— Бей пожарную! — коротко распорядился Сергеев.
Сигнальщик подбросил к губам висевший на груди горн. Завыли душераздирающие звуки. Команда метнулась к шлангам. Люди поспешно надевали пожарные каски, расхватывали на бегу багры, топоры, железные и брезентовые ведра. Пламя отсвечивало на полированной меди их касок багровыми блестками. Трое матросов топтали ногами подбиравшиеся к ящикам струйки огня. Казалось, они исполняют боевой танец. Подносчики Бондарь и Максименко, полусогнувшись, отталкивали ящики в сторону: не дай бог взорвутся!
Пожар усиливался. На палубе стало трудно дышать. Пламя перебрасывало через мостик. С треском занималась и вспыхивала деревянная обшивка.
Борьба с пожаром затягивалась из-за беспрестанного маневрирования «Стерегущего», уклонявшегося от неприятельских снарядов. Каждый поворот корабля менял его положение в отношении ветра, а ветер, словно шаля, издевательски перебрасывал пламя с одной стороны миноносца на другую, разносил искры и копоть. Огонь поминутно вспыхивал в тех местах, где он только что был потушен.
Война с огнем заставила «Стерегущего» почти прекратить артиллерийский бой.
Пойдя на риск, Сергеев распорядился пустить в ход все пожарные насосы, остановив на время помпы, откачивавшие воду из трюмов.
Действия «Замазанного носа» становились все решительнее. Разглядев затруднительное из-за пожаров положение «Стерегущего», он пошел вдоль него, непрерывно стреляя с правого борта. Обогнав «Стерегущего», он круто повернул и, продолжая стрелять, но уже с левого борта, полным ходом прошел мимо русского корабля в обратном направлении так близко, что Головизнин разрядил в него все пули своего кольта, а матросы свободно обстреляли его из ружей.
«Замазанный нос» орудийным выстрелом перебил на «Стерегущем» отростки пожарной магистрали. Шланги перестали работать, моментально опустели. Тогда воду для тушения пожара стали доставать ведрами. Минеры Ливицкий, Степанов и Денежкин черпали ее из-за борта. Бондарь, Красинков и еще человек пять матросов, построившихся цепочкой, хватали у минеров ведра и, поспешно передавая из рук в руки, заливали горевшую еще местами палубу.
— Угробили все-таки пожарик, — облегченно вздохнул Черемухин, подходя к минеру Степанову, у которого работал подручным.
— А что, Константин Евстафьевич, пальнуть бы нам теперь в эту стервозу. Главное, близко стал. Мина по нему давно плачет, вот она, вся тут, — любовно похлопал Черемухин по стволу минного аппарата.
— Пальнуть-то пальнуть, дело подходящее, да не выйдет оно без старшего офицера, — с сомнением в голосе откликнулся Степанов, тоже уже прикинувший, что такой, как сейчас, удобный случай выпустить мину с верным успехом редко может представиться.
— А я в момент до него заявлюсь, — предложил Черемухин.
