Рекс Бич - Хищники Аляски
— Вы, должно быть, еще никогда не были в таком плохом обществе, — заметил Струве с деланным весельем.
— Разве тут нет постояльцев? — спросила она, еле сдерживая беспокойство.
— В это время года бывает мало путешественников. Позднее, может быть, кто-нибудь и явится.
В розовой комнате топилась печь, и Шорц уже начинал накрывать стол для двоих. Элен обрадовалась теплу; спутник ее, чувствовавший себя прекрасно, разлегся на покрытом мехом диване и закурил.
— Позвольте мне сейчас взглянуть на документы, мистер Струве, — начала она.
Но он ответил:
— Нет, не теперь. Дела делаются после обеда. Не портите нашего маленького кутежа, времени у нас более, чем достаточно.
Она встала и подошла к окну, чувствуя, что не в силах усидеть на месте. Глядя вниз вдоль узкого ущелья, она увидела, что горы уже неясно выступали на горизонте: так быстро темнело.
На высоте нависли густые тучи. Капля дождя ударила о стекло, затем еще и еще, и горы заволокло туманом. Начался ливень. Из-за угла дома торопливо выбежал путник с ношей на плечах и побежал к дверям.
Услышав стук, Струве, полузакрытыми глазами наблюдавший за Элен, встал и вышел в соседнюю комнату.
«Слава Богу, кто-то пришел», — подумала она.
Звук голосов доносился сначала глухо, но вот незнакомец поднял голос, с негодованием протестуя, и она разобрала его слова.
— У меня есть чем заплатить. Я не какой-нибудь прощелыга.
Шорц пробормотал что-то.
— Мне все равно, открыто у вас или нет. Я устал, и собирается гроза.
На этот раз она услыхала ответ Шорца и сердитые ругательства рудокопа.
Минуту спустя она увидала, что путник тяжело шагал по направлению к городу.
— Что это значит? — спросила она вернувшегося адвоката.
— Это вороватый малый, и Шорц не захотел впустить его. Он осторожен в выборе посетителей. Тут немало подозрительных типов блуждает по горам.
Немец вскоре вошел, чтобы зажечь лампу; Элен не задавала больше вопросов, но беспокойство ее росло.
Она рассеянно слушала анекдоты, которыми Струве пытался занимать ее, и мало ела во время прекрасного обеда, поданного им. Струве же ел и пил почти с жадностью.
Мрачный вечер медленно полз.
Страх внезапно обуял девушку; если бы теперь, в последнюю минуту, она могла отказаться от своего намерения, то она с радостью бы сделала это, охотно выбежала бы из этого дома навстречу буре. Но она зашла слишком далеко, и поздно было отступать; сообразив, что пока полезнее всего делать вид, будто она спокойна, она разговаривала как ни в чем не бывало с мужчиной, глаза которого все сильнее разгорались; лицо его заметно краснело, он говорил безостановочно, с лихорадочным оживлением, курил бесчисленные папиросы и как будто не замечал, что время уходит.
Наконец он внезапно оборвал речь и посмотрел на часы. Тут Элен вспомнила, что давно уже не слышит шагов Шорца на кухне.
Струве вдруг улыбнулся ей странной и хитрой улыбкой. Ухмыляясь, нагнулся он над столом, вынул из кармана плоский пакет и швырнул его ей.
— Ну, а теперь займемся нашим договором, а? — сказал он.
— Прикажите вашему человеку убрать со стола, — сказала она, неловкими пальцами развязывая пакет.
— Я отослал его два часа тому назад, — ответил Струве и встал, как бы с намерением подойти к ней.
Она откинулась назад, но он только наклонился, взял скатерть за четыре угла и вынес ее вместе со всем, что стояло на столе. Раздался звон битой посуды, когда он, безо всякой осторожности, кинул все на пол в кухне.
Он вернулся и стал спиной к печке, глаз не сводя с Элен, пока она читала бумаги.
Элен долго сидела над документами. Смысл их был слишком ясен, и доказательства вины ее дяди неопровержимы. Ошибки не могло быть никакой; весь подлый заговор ясно раскрывался перед ней во всей своей низости.
Несмотря на тяжкое разочарование, Элен почувствовала сильный душевный подъем от сознания, что в ее власти восстановить справедливость. Ей-то, бывшей бессознательным орудием этой подлой клики, и надлежало взять на себя эту роль и позаботиться о том, чтобы потерпевшие получили воздаяние.
Она встала с сияющими глазами и крепко сжатыми губами.
— Здесь все, что мне нужно.
— Да, конечно, достаточно, чтобы засудить нас всех. Это равносильно исправительному дому для вашего драгоценного дяди и вашего жениха.
Он дернул шеей, упомянув о последнем, будто старался освободиться от сжимавшей ее руки.
— Да, в особенности для вашего жениха, потому что он ведь ваш жених? О, я потому-то и привез вас сюда: он женится на вас, но я буду шафером.
Тон его голоса был неприятен.
— Поедемте, — сказала она.
— Поедемте? — невесело засмеялся он. — Вот вам прекрасный пример бессознательного юмора!
— Что вы хотите этим сказать?
— Во-первых, нет человека, который был бы в состоянии найти дорогу к морскому берегу в подобную бурю: во-вторых… но позвольте мне пока объяснить вам кое-что в этих бумагах.
Он говорил равнодушно и, шагнув вперед, потянулся за пакетом, который она хотела было отдать ему, но что-то подсказало ей, чтобы она не делала этого, и она спрятала пакет за спиной. Она была проворнее его и быстро обежала вокруг стола, пряча бумаги на груди.
При этом она коснулась револьвера Черри, и это подбодрило ее. Она решительно заговорила:
— Я намерена немедленно уехать. Не приведете ли вы мою лошадь? Нет? Тогда я пойду за нею сама.
Она повернулась, но его ленивое равнодушие мигом исчезло: он прыгнул к двери и преградил ей дорогу.
— Постойте, барышня. Вы должны были бы понять меня без дальнейших слов. Зачем я привез вас сюда? Почему я придумал эту маленькую поездку? Почему я отослал своего человека? Не для того же, чтобы дать вам в руки доказательства моего соучастия в этом преступлении. Едва ли. Вы сегодня никуда не уедете. А когда уедете, то уедете без документов, так как от этого зависит моя собственная безопасность, а я — эгоист, поэтому советую не раздражать меня. Слушайте.
Они оба услыхали внезапный вой бури, как бы требующей жертвы.
— Нет, вы останетесь тут и…
Он внезапно замолчал, так как Элен шагнула к телефону и уже снимала трубку. Он ринулся, отнял у нее трубку и, сорвав со стены телефонный аппарат, поднял его над головой и ударил о пол; затем он кинулся на Элен, но она вырвалась и бросилась в другой конец комнаты.
Седые волосы его растрепались, лицо побагровело, на шее вздулись жилы. Однако он остановился, и губы его сложились в присущую ему всегда осторожную улыбку.
— Не будем ссориться. Это ни к чему, я все равно поставлю на своем. У вас — желанные доказательства, а я хочу получить обещанную награду; если вы не согласны, то мне самому придется взять ее. Подумайте хорошенько, пока я пойду запирать двери.
