Александр Сурков - Пираты сибирского золота
— Это не я, — проговорил лежащий перед стариком человек и закрыл глаза.
Старик убрал зеркало и спросил:
— Как вас зовут?
Человек, не открывая глаз, проговорил:
— Джао Хун Вей.
— Тогда это вы, но с вами случилось несчастье, вы сильно ранены в лицо, но боги помогли вам выжить.
После очередного глотка из бутылки с трубочкой Джао уснул.
Он проснулся к вечеру и попросил чаю. Лицо не болело, но тело было непослушным. Что с ним произошло, он так и не вспомнил. Выпил из рук старика три пиалы зелёного чая и понял, что это не тот чай, к которому он привык.
— Другого чая у вас нет? — вдруг спросил больной. Старик ответил, что этот чай у них самый лучший.
— А может быть, вы купите жасминовый, — продолжил лежащий, не задумываясь о своём нахальстве, которое тут же про себя отметил старик.
— До посёлка далеко, но я пошлю человека сейчас же. Старик вышел, с кем-то поговорил и, вернувшись, сказал, что через два дня будет жасминовый чай. По реке уплыла вниз по течению лодка с двумя младшими сыновьями. Ночью раненый просыпался дважды, и старик поил его водой и лекарством. Утром потребовал еды и, уже сидя, сам поел. Старик сам его ни о чём не спрашивал — понимал, с кем имеет дело, а на вопросы отвечал подробно, часто удивляясь их содержанию. По характеру ран старый китаец понял, что Джао пережил чудовищный удар в лицо.
Видать, у страдальца память отшибло. Собственно, так и было. Джао, приходя в себя, не мог вспомнить не только, что с ним произошло, но и многое другое.
В чистую одежду раненого положили то, что в ней прежде лежало, — деньги и пенал с документом. Его одели и оставили лежать в одиночестве, тем не менее находясь вблизи.
Джао обнаружил деньги в кармане, вскрыл пенал, прочитал бумагу и задумался. Снова попросил зеркало и приказал перенести его на воздух. Его сидя прислонили к мешкам с орехами, и тот застыл, разглядывая себя в металлическое полированное зеркало. Где-то через час он позвал старика и попросил, а вернее приказал ему рассказать, где они находятся, назвать реку, ближайшие посёлки, город и те места, откуда его семья сюда пришла. Старик проговорил не менее двух часов, гость слушал, не перебивая, а затем сидя уснул. Его перенесли в палатку и оставили спящим.
В последующие дни он ел, спал, пробовал вставать. Трижды падал и молчал. Когда ему дали жасминовый, очень дорогой по деньгам семейства, чай, Джао что-то вспомнил. Это было видно по его движениям, как лежа, так и сидя. Через неделю, увидев одного из сыновей старика с ружьём и кабаргой после охоты, он встал, подошёл к нему, взял ружьё и долго его разглядывал. Повернувшись к старику, который был здесь же, он спросил: «Где покупали оружие?» Выслушав ответ, пошёл к реке и уселся на берегу, там, где обычно сидел старик. С того момента, как Джао попал на поляну с семейством земляков, старик ни разу не сидел на своём месте у реки. Старый китаец удивился, а гость всё молчал.
Через день гость попросил ружьё, нож, спички, еды и, не прощаясь, ушёл в тайгу, сказав, что скоро вернётся. Старик понял, что бывший раненый окончательно в себе, а вернёт ли он ружьё — сомневался.
Джао вспомнил до деталей злую встречу с Василием и отправился на заимку в надежде на месть.
Заимка была пуста. Взяв из тайника два карабина, патроны к ним, три фунта золотого песка, пистолет с кобурой, он закрыл тайник и пошёл назад.
Положив перед старым китайцем его ружьё, два карабина и золото, он заявил:
— Это твоё, а два твоих сына пойдут проводить меня. Через час лодка с тремя людьми ушла вниз по реке.
Старик понял, что долго он не увидит своих сыновей.
Так и случилось, они стали хунхузами, и только перед кончиной старый китаец встретился с сыновьями, но это были уже другие люди.
Странная вещица
(Из воспоминаний старца Василия)
Углядев на столе у старца Василия нечто сказочностранное, Константин Демьянович отвлёкся от своих мыслей, которые, как свора гончих, неслись за чем-то или кем-то.
Он пригляделся и понял — перед ним не то игрушка, не то фигурка, предназначенная у шаманов для колдовства, или, в крайнем случае, что-то из атрибутов бабы-яги.
Игрушечка была сделана мастерски и с большим вкусом. На столе стоял старичок-лесовичок, сделанный из шишек, сучков с капельками смолы на месте глаз, мшистой бородой и волосами из тончайших волоконец бледно-зелёных лишайников, что обычно занавеской спадают с нижних ветвей хвойных деревьев в тёмном бору. Фигурка была как живая, и даже материал, из которого она сделана, не казался корявым.
На груди у лесного чуда блестел золотой крестик на тонкой же золотой цепочке, а на лбу блестел и переливался бесцветный камешек с восемью гранями наподобие двух сложенных основаниями четырёхгранных пирамидок. Наличие крестика отметало мысль о колдовстве. Вглядевшись в крестик, Суров обнаружил, что это маленький самородочек золота в форме христианского креста. Он видел много самородков, созданных самой природой и повторявших известные человеку предметы, такие как птицы, змеи, косы, серпы, мох, ветки деревьев, звёзды и другие, но подобный правильный во всех пропорциях крестик ему видеть ещё не приходилось.
Выражение лица лесовичка было какое-то детскостарческое с саркастически-загадочной улыбкой. Лесовичок был в маленьких настоящих валеночках, опирался на суковатую палочку. За спиной у него была игрушечная по размеру, но глядевшаяся как настоящая котомка. Сей человечек стоял на плоской кедровой дощечке. На её поверхности была выжжена надпись: «Христолюбивому, доброму Дедушке от любящего внука Севы в День Ангела 1 января 1895 г.».
Старец Василий, уставившись на лесовичка, беззвучно плакал. Крупные слёзы текли по его щекам и тонули в бороде. Плачущий старец — невиданный Суровым случай. К тому же именины старца отмечали в апреле 26 числа, а здесь 1 января. А может быть, этот подарок был преподнесён вовсе и не сидящему здесь в кресле деду, а кому-то другому? Хозяин уже решил тихо уйти подобрупоздорову от страдающего человека. Тот достал платок, вытер слёзы, взял фигурку со стола, поцеловал её и спрятал в берестяную коробочку.
— Вот вспомнил, — как бы оправдываясь, проговорил Василий. — Это чудо подарил мне внучек. Ему тогда десять лет было. Светлая голова и золотые руки у парнишки.
Суров вздрогнул. Какой внук? Ничего подобного старец никогда не рассказывал.
— Так не подумай чего, — продолжал Василий. — Я его жизнь устроил. Он теперь дворянского сословия, живёт при моём брате в столице. Учится в кадетском корпусе, а в Российском банке на его имя лежит миллион рублей. Он, правда, о деньгах до поры не узнает. Брат крест целовал, что покуда внук не выйдет в офицеры, ничего знать не будет. Брата я тоже сподобил деньгами. Он теперь действительный статский советник, начальник департамента.
