Георг Борн - Дон Карлос. Том 2
Антонио отрицательно покачал головой.
— Нет, сеньор, — ответил он, — я узнал его только несколько дней назад.
— Где он находится в настоящее время?
— Несколько часов тому назад он уехал со своей дочерью в Мадрид, чтобы давать там представления. Вот этот человек, — продолжал Антонио, указывая на одного из хлопотавших вокруг балагана, — может, вероятно, сообщить вам, так как это музыкант, который всюду сопровождает Арторо и нынче вечером отправляется вслед за ним со всеми своими балаганными принадлежностями.
— Он из семейства Арторо?
— Нет, сеньор, он не принадлежит к их семейству, но ездит с ними везде в качестве музыканта.
— Так Арторо уехал в Мадрид… Если б я приехал сюда вчера, — рассуждал герцог, — я бы застал его, какая досада! Ведь я приехал именно из Мадрида и только для того, чтоб найти его и переговорить с ним.
— Не хотите ли вы его ангажировать, сеньор?
— О, совсем не то! Я герцог Кондоро и разыскиваю этого танцовщика, чтобы расспросить его об одном, весьма важном деле, об одном семейном деле.
— Простите, ваше сиятельство, что, не имея никогда чести видеть вас, я не оказал вам должного уважения, — сказал Антонио с изысканной вежливостью и с поклоном, обличавшим в нем молодого человека, знакомого с приличиями высшего круга.
— Вы, разумеется, не принадлежите к обществу актеров, сеньор? — спросил герцог Антонио очень приветливо, испытывая к нему все большую и большую симпатию.
— Конечно нет, ваше сиятельство, до сих пор я принадлежал к братству монастыря Святой Марии, имя мое Антонио! Я вырос, в монастырских стенах.
— Так вы были в Мадриде?
— Я недавно оттуда, ваше сиятельство! Несколько дней тому назад я вышел из монастыря.
— Как, вы отказались от духовного звания?
— Этого я еще не решил и пока не знаю, какое поприще изберу, сейчас я не могу думать о себе! В Мадриде я жил во дворце графа Кортециллы, а теперь сопровождал дочь графа в Пуисерду! К несчастью, в неразберихе, которая царит здесь, я был разлучен с графиней и теперь должен найти ее!
— Вы вышли из ордена? Что подтолкнуло вас на такой шаг, патер Антонио? — спросил герцог. — Простите этот нескромный, быть может, вопрос, но поверьте, он вызван не любопытством, а глубоким расположением к вашей личности, живой симпатией, которую вы внушаете мне!
— Благодарю вас, ваше сиятельство, за эти дружеские слова. Выйти же из монастыря я вынужден был потому, что не разделяю верований и убеждений братства, что мои понятия о религиозных и человеческих обязанностях совершенно противоположны монастырским понятиям об этих обязанностях, вот из-за этого несогласия, из-за нежелания лицемерить и изменять своим убеждениям я не мог оставаться в ордене! Богу я могу служить и не будучи монахом, и служить усерднее, служить лучше, так как меня не связывают разные человеческие уставы и формальности, не связывает воля других, воля, зачастую злонамеренная! Очень может быть, что в стране более свободной, чем наша, я вступлю когда-нибудь опять на духовное поприще, буду патером, но не монахом — монастырь опостылел мне.
— Смелый, честный поступок! — воскликнул герцог. — Я не ошибся в вас! Открытый взгляд, благородные черты лица сразу говорят о честности и возвышенности вашей натуры, об искренности и красоте души! Вы не можете принять это за лесть, вам говорит это старик, сеньор Антонио, старик, который мог бы быть вашим отцом.
— Благодарю вас, ваше сиятельство, за это лестное мнение, в искренности которого не сомневаюсь. Но что с вами? Вам как будто нехорошо, вы чем-то взволнованы, огорчены? — спросил с участием Антонио.
— Да, мой юный патер, я взволнован и огорчен. Скажите мне, есть ли у этого танцовщика Арторо сын? Не видели ли вы какого-нибудь молодого человека при нем, которого бы он называл своим сыном?
— Нет, ваше сиятельство, у него одна дочь.
— Не упоминал ли он, не говорил ли, что у него есть или был когда-нибудь сын?
— Он говорил, что у него одно-единственное дитя — дочь, которую он возит с собой везде.
— Куда он мог отдать его? Неужели и эта последняя надежда должна рухнуть, и мне придется узнать, что он умер? Это было бы ужасно! Вы смотрите на меня с удивлением, патер Антонио, смотрите вопрошающе, и какое-то непонятное чувство подталкивает меня доверить вам мою тайну, мое горе! У меня был один-единственный сын! Жена моя, с которой я был в разводе, отдала это дитя на воспитание семейству Арторо! Теперь только мне удалось узнать об этом, и вот я ищу его, чтобы расспросить о моем ребенке, о моем единственном сыне.
— Мне он ничего не говорил ни о каком ребенке, ваше сиятельство, — ответил Антонио.
— Как я боюсь узнать от него самое ужасное для себя — что мой сын мертв! Тогда и для меня остается одно — умереть. Умереть в безутешном горе, тоске, умереть одиноким стариком. Неужели небо не сжалится надо мной? Неужели Бог пошлет мне такое тяжкое испытание?
— Бог знает, что делает, ваше сиятельство, отдайтесь Его святой воле, мы слишком близоруки, чтобы постичь разумность и целесообразность этой воли! Горе ваше понятно и естественно, и я от души желаю, чтобы вы нашли вашего сына у этого бедного старого Арторо! Если же вам суждено обмануться в вашей последней 'надежде, да укрепит вас Господь и утешит!
— Еще один вопрос, патер Антонио. Вернетесь вы во дворец Кортециллы или нет?
— Нет, ваше сиятельство. Там моя миссия окончена!
— В таком случае поселитесь у меня, будьте моим утешителем, моим духовным наставником и руководителем, проведите со мной те немногие дни, которые мне еще остается прожить. Согласитесь, патер Антонио, на мою просьбу!
— Я бы охотно это сделал, ваше сиятельство, но мне нужно исполнить свой святой долг, я должен найти графиню Инес де Кортециллу и отвезти ее в Пуисерду!
— Я понимаю причину вашего отказа, патер Антонио, и она еще больше поднимает вас в моих глазах! Но когда вы исполните эту обязанность, даете ли слово приехать в Мадрид и отыскать там старого герцога Кондо-ро, чтоб быть его утешителем и духовным наставником?
— Обещаю и очень охотно исполню, ваше сиятельство, это обещание!
— Благодарю вас! — воскликнул герцог, крепко .сжимая руку своего молодого друга, так неожиданно посланного ему судьбой. — Я буду ждать вас с нетерпением, надежда видеть вас возле себя, слышать ваши утешения, молиться вместе с вами наполняет мою душу несказанной радостью! До свидания, патер Антонио, и не заставляйте старого герцога Кондоро напрасно ждать этого радостного свидания.
XX. В Мадриде
В столице Испании готовился государственный переворот, совершиться он должен был без мятежа и кровопролития. Большинство населения Мадрида не имело ни малейших подозрений об этих приготовлениях, и совершившийся факт был для него неожиданностью. Переворот был осуществлен тихо и спокойно, можно было бы сказать, что все было сделано самым изящным образом, если бы такие выражения были приложимы к делам подобного рода.
