Поль Феваль - Королевский фаворит
Тогда произошла тяжелая сцена, которую мы отказываемся описать. Королева, поддерживаемая своим возбужденным состоянием, ждала своего приговора. Васконселлос собирался с силами и старался не слушать криков своего измученного сердца.
Долго он боролся напрасно. Язык его отказывался разбить одним словом целый мир счастья, представлявшегося его измученному воображению. Наконец лицо его вдруг покрылось краской, и он сказал с усилием:
— Вы будете дважды королевою: я хочу этого!
Изабелла выпустила его руку, которую держала в своих.
— Сеньор, — сказала она, — ваше приказание будет исполнено.
В полночь капелла монастыря бенедиктинцев в Лиссабоне была ярко освещена. Готовились к венчанию.
Рюи Суза де Маседо сам ожидал жениха и невесту.
Вскоре две кареты без гербов остановились у дверей монастыря. Из первой вышла королева в сопровождении своих двух фрейлин, из второй вышел инфант, он был один.
На пороге капеллы к инфанту подошла, чтобы быть его свидетелем, таинственная личность, известная под именем монаха.
Инфант с трудом скрывал свою радость и едва мог верить в такое счастье. Васконселлос, которого он считал своим соперником, вложил руку Изабеллы в его руку. Он должен был сделаться мужем женщины, которую обожал, не осмеливаясь никогда открыть ей свою любовь!
Обряд венчания совершился быстро и без всякого великолепия. На нем присутствовали только две девицы де Соль и монах. Изабелла представила Рюи Сузе расторжение ее брака кардиналом Вандомом, и сейчас же было приступлено к венчанию.
Королева не раз искала глазами Васконселлоса, надеясь в его взгляде почерпнуть мужество, но церковь была пуста.
— Изабелла Немур-Савойская, — спросил аббат, — согласны ли вы взять себе в мужья принца дон Педро Браганского, инфанта Португалии?
Ответ прозвучал не сразу. Изабелла чувствовала, что мужество оставляет ее.
Но в эту минуту она услышала голос Васконселлоса, шептавшего ей на ухо:
«Я хочу этого!»
— Да, — сказала она слабым голосом и поспешно обернулась, чтобы видеть Симона, но сзади нее стоял только на коленях монах.
Услышав «да», произнесенное Изабеллой, инфант вздрогнул от гордости и счастья. Изабелла принадлежала ему. Когда они сели обратно в карету, он не заметил смертельной бледности, покрывавшей лицо его молодой супруги, счастье эгоистично и думает только о самом себе.
Монах проводил их до порога монастыря.
— Будьте счастливы! — сказал он глухим голосом.
Затем он вернулся в свою келью.
Ночь уже давно наступила, а день монаха еще не закончился.
Он долго еще ходил по келье, размышляя о чем-то.
— Так надо, — прошептал он наконец. — Каждый день увеличивает несчастье Португалии, ждать дольше было бы преступлением.
Он позвонил. Вошел лакей.
— Иди во дворец Кастельмелора… — начал монах. — Нет, постой…
И он прибавил про себя: «Постараемся избавить Сузу хоть от одного преступления…»
— Иди в отель его сиятельства лорда Ричарда Фэнсгоу, спроси там его секретаря сэра Виллиама и скажи ему, чтобы он сейчас же передал своему господину большую новость: инфант женился на королеве… Иди!
Глава XXVIII. МИСС АРАБЕЛЛА
Поручение монаха было в точности исполнено. В ту же ночь сэр Виллиам, секретарь его сиятельства лорда-посланника, узнал о тайном браке. Первым движением сэра Виллиама, или лучше сказать, Антуана Конти, скрывавшегося под этим псевдонимом, было разбудить своего начальника и предупредить его; но он передумал и лег в постель, чтобы лучше на досуге обдумать план восстановления своего положения при дворе, пришедший ему в голову.
Конти имел очень слабую веру в ловкость лорда Фэнсгоу. Невежественный и грубый, но хитрый по природе, бывший фаворит еще большему научился в несчастье. После своего изгнания он очень скоро бежал и в скитаниях научился распознавать и оценивать людей.
Наконец он поступил на место секретаря к Фэнсгоу, но в высшей степени тяготился своим зависимым положением.
Главное желание Конти было оставить службу Англии. Он желал во что бы то ни стало сойтись с Кастельмелором, и ему только недоставало предлога, а теперь известия о свадьбе королевы и появлении у нее Васконселлоса были отличными предлогами.
Рано утром Конти заменил свой английский костюм на португальский и отправился во дворец Кастельмелора.
К несчастью для него, поступок монаха привел Кастельмелора в дурное расположение духа, и он приказал никого к себе не пускать, так что, после дюжины неудачных попыток, сеньор Винтимиль должен был печально возвратиться назад.
Первый, кого он встретил в приемной лорда, был прекрасный падуанец, которому возвратили свободу после неудачи вчерашнего предприятия, но который не думал оставлять места, куда его притягивал, как магнит, образ очаровательной Арабеллы.
Асканио ждал в приемной Балтазара, своего Меркурия, но Балтазар не являлся.
Конти рассеянно прошел мимо, не поклонившись; но падуанец был не такой человек, чтобы безнаказанно пропустить подобную невежливость.
Он решительно надвинул шляпу на левое ухо и зазвенел шпагой.
— Черт возьми! Вот редкий невежа! — закричал он. — А! Да это сеньор Антуан Конти-Винтимиль!
Конти с беспокойством огляделся вокруг.
— Молчите! — прошептал он. — Не произносите моего имени, сеньор. Здесь я сэр Виллиам.
— Сэр Виллиам, — повторил Асканио, — пожалуй; но изменив имя, вы должны бы были изменить и манеры. Таково мое мнение… Что вы на это скажете?
Конти не отвечал. В то время как падуанец говорил, его поразила неожиданная идея.
— Так все идет на свете! — продолжал между тем многозначительно Асканио. — Ваше сиятельство опустились до ничтожества. Я же добился того, что возвысился. Мои таланты оценили. Благодарю Бога, моим благородным предкам нечего краснеть за меня.
— Сколько я помню, — сказал вдруг Конти, — ты был ловкий малый…
— Что такое? — перебил, нахмуря брови, Асканио.
Конти повторил.
Асканио мгновенно выхватил шпагу.
— Это что за комедия? — возмутился Конти.
— А! Вы думаете, что я шучу? Защищайтесь! А не то, клянусь прахом Танкредо дель Аквамонда, моего прапра-прадеда, я проколю вас насквозь!
Говоря это, он размахивал шпагой около самого лица Конти.
Конти, как читатель помнит, добился милости Альфонса-ребенка благодаря своей замечательной ловкости во всех телесных упражнениях. Выведенный из терпения упрямством падуанца, он вынул в свою очередь шпагу.
Асканио в то же мгновение хладнокровно вложил свою в ножны.
