Юлия Андреева - Рыцарь Грааля
Потеряв друга, Пейре и сам уже не хотел жить. Он не желал ехать в святую землю, не хотел возвращаться в милую Тулузу. Жизнь потеряла для него смысл, мир утратил свои краски. Снова и снова он переписывал слабые песни Рюделя, желая прославить его имя в веках.
Он много ходил по берегу, думая только о своей новой потере и никого не видя и не слыша. На долгие дни его спутниками стали ветер и чайки. Даже верный Хьюго не удостаивался общения со своим замолчавшим вдруг господином.
Единственным желанием Видаля было остаться близ могилы Джауфре. Крестоносцы умоляли Пейре одуматься и ехать с ними, но трубадур уже не мог радовать их своими песнями и отказывался. Он совсем уже было остался в Триполи, ожидая, когда несущая траур по своему рыцарю донья Мелиссина захочет призвать его в замок, для того чтобы Пейре мог поведать ей о жизни и любви Рюделя, но дама сама написала ему.
В своем письме графиня Триполи сообщала Видалю, что после смерти своего верного рыцаря и возлюбленного, дарованного ей Богом, она не может больше радоваться этому миру и уходит в монастырь, где в спокойствии и непрерывных молитвах за душу умершего проведет остаток своих дней.
В полубессознательном состоянии, с залитым слезами письмом графини, Пейре доставили на борт корабля со звучным названием «Амур», где Видаль почти не выходил из каюты и ни с кем не общался до самого Кипра,
На Кипре в ставке крестоносцев Ричард наконец вызвал к себе трубадурам потребовал, чтобы тот сделался прежним, пел и радовал воинов, поддерживая их боевой дух. Пейре молчал, опустив голову. Его длинные золотые волосы отливали солнцем, но теперь среди них пролегла волнистая дорога чистого серебра. Молодой трубадур поднял на короля свое исхудавшее бледное лицо с запавшими глазами, из которых полились слезы.
В тот день Ричард не посмел более терзать душу своего любимого трубадура, позволив ему оставаться в трауре до самой святой земле, где Видаль мог упросить Бога сжалиться над Рюделем и его дамой и умолить воссоединить их в новой жизни или в раю.
Святая земля
Жизнь Пейре теперь была похожа на долгий, странный и беспробудный сон. Он не видел и не слышал никого вокруг себя, не ощущая ни жары, ни холода, ни голода, ни жажды. Прежде веселая и легкая точно певчая птичка, душа Видаля скукожилась и замерла где-то глубоко в груди, так что Пейре, не слыша ее трепетания, думал, что она умерла. Перед глазами юноши бесконечной чередой летели сны, сны радостные и нежные, в которых были Агнесс, Джауфре, Бертран. Иногда он видел картины из своего далекого детства, где были Пьер и Жанна, тулузская ведьма Нана и обрыв Грешницы. Он подходил к обрыву и начинал падать, не пытаясь схватиться за траву или камень. Пейре складывал на груди руки и скользил в бездну.
Иногда он думал, что на самом деле в Триполи скончался не Джауфре, а он сам. Иногда казалось, что они умерли вместе, и теперь Пейре не может найти дорогу ни в рай, ни в ад, скользя по скользким граням бытия навстречу обрыву и бездне.
Видаль ел, не чувствуя вкуса еды, и пил, не ощущая жажды. Во время привалов он мог по нескольку дней не снимать кольчуги и шлема, не ощущая их тяжести и неудобства. Он не спешил к костру, на котором готовили еду, и мог забыть принять пишу, не принеси ее верный Хьюго. Крестоносцы считали юного трубадура стойким рыцарем, открыто восхищаясь его силой и отвагой. Но ему было на это наплевать.
Святая земля не произвела на Пейре ровным счетом никакого впечатления, просто в один из серых дней он вместе с другими крестоносцами покинул корабль и вскоре пересел на лошадь. Однажды Видаль почти очнулся от странного сна, услышав или скорее почувствовав, как летящий песок стучится мелкими частыми ударами в кольчуги, шлемы и щиты крестоносцев. Удивленный таким ярким впечатлением, Пейре прислушался к звукам, производимым песком на его собственном шлеме, и снова впал в долгий и тяжелый сон.
Во время длительного дневного перехода по пустыне Пейре с удивлением видел, как то один, то другой крестоносец падал из седла, сраженный пустынным бесом – солнцем. Сам он не ощущал жары. Его тело оставалось холодным и стеганная войлочная одежда, на которую была надета кольчуга, не пропитывалась потом.
В какой-то момент он посмотрел под ноги своей лошади и увидел клокочущий ад. Черная дьяволица смотрела на Пейре своими потрясающими красными глазами, словно прикидывая силу воина. Потом она начала подниматься из самого пекла, увлекая за собой красные языки пламени. Видаль с любопытством смотрел на адскую гурию, не представляя, что произойдет дальше, не ощущая страха и не пытаясь пришпорить лошадь. Наложница сатаны дотянулась до лица Пейре и припала к его подбородку огненными губами.
Трубадур почувствовал отдаленную боль, и в тот же момент оказавшийся рядом Готфруа опрокинул на его кольчугу содержимое своей фляги. Вода закипела. На подбородке Пейре остался ожог, след от которого не проходил затем несколько месяцев.
В один день командование велело всем остановиться и, напоив людей и животных, взять в руки копья. Пейре приметил на горизонте пыльное облачко и понял, что час пробил. Вокруг него крестоносцы разминали затекшие члены, кто-то спешно надевал при помощи своего оруженосца снятую на время перехода кольчугу. Должно быть, до этого им что-то объясняли, во всяком случае каждый знал свое место. Видаль встал в шеренгу конников и приготовил копье. Напротив армии Ричарда вдоль всего горизонта подобно ожерелью самой земли стояло воинство Саладина. Пейре усмехнулся, силы Короля Королей и Света Мира превышали силы крестоносцев раза в четыре. Никогда до этого он не был в подобном деле, но отчего-то знал, что все происходит так, как должно происходить.
Взметая облака золотой пыли, ожерелье стремительно приближалось. По сигналу вице-регента и главнокомандующего Костилянского ордена сэра Джаилза Эшели, командовавшего на этом фланге, конники сорвались с места и понеслись навстречу воинству Саладина. Сшибка была мощной, Видаль ощутил, как его копье столкнулось с преградой, отдав удар в плечо, и тут же он прорвался за линию врага и, бросив копье и достав более удобную в ближнем бою палицу, начал охаживать ею противников. Первый же удар размозжил нападавшему на него сарацину голову, враг рухнул под копыта коня, второй удар пришелся в щит другого мусульманина, который успел юркнуть за него, выставив перед юношей синий герб с желтой луной. Пейре размахнулся снова и шит разлетелся на две части. Конь трубадура дернулся и отнес его чуть в сторону, от свары, но Пейре тут же вернул его обратно, врываясь в гущу сражения и осыпая противников мощными ударами.
