Понсон дю Террайль - Тайны Парижа. Том 2
— Дальше? — проговорила Дама в черной перчатке, спокойно усмехнувшись.
— Ваша жизнь в моих руках, и вы не можете от меня избавиться.
— Как видите, я об этом и не думаю. Вы хотели поговорить, давайте. Чего вы от меня хотите?
— Армана.
— Но, моя милая мадемуазель Фульмен! — вскричала Дама в черной перчатке, которая даже под кинжалом соперницы сохранила свое высокомерие и насмешливость. — Если бы ваш Арман любил вас, я не отняла бы его у вас.
— Я хочу знать, кроме того, — продолжала Фульмен, раздражаясь ее презрительным и холодным тоном. — Я хочу знать, что вы здесь делаете, зачем вы прячетесь и какую непонятную цель вы преследуете.
— Но ведь вы требуете от меня целой исповеди? — усмехнулась Дама в черной перчатке.
— Согласна, — подтвердила Фульмен. Таинственная женщина с минуту хранила молчание, и
Фульмен услыхала ее иронический смех.
— Сударыня! — воскликнула вконец рассерженная Фульмен. — Берегитесь!
— Чего, скажите, пожалуйста?
— Если вы не согласитесь…
— Что тогда?
Дама в черной перчатке выпрямилась и в свою очередь смерила Фульмен взглядом. Фульмен подняла кинжал.
— Я убью вас, — произнесла она.
— Хорошо, я скажу вам все, — ответила Дама в черной перчатке, по-видимому, уступая угрозе.
— Я жду… — прошептала Фульмен.
— Но прежде чем начать свою исповедь, — продолжала Дама в черной перчатке, — надо установить равновесие между нами.
— Что такое? — переспросила Фульмен, не поняв сразу этих слов.
— Вы говорите, что мы одни; вы сильны — я слаба; у вас есть кинжал, а я безоружна.
— Да, — подтвердила Фульмен.
— Значит, моя жизнь находится в ваших руках?
— Все это верно.
— Но… вы любите Армана? Фульмен вздрогнула.
— И потому, — безжалостно продолжала Дама в черной перчатке, — если вы собираетесь убить меня, то помните: Арман умрет! В тот час, когда поднимут мой труп, майор Арлев, мой раб, заколет Армана.
Фульмен глухо вскрикнула, на что Дама в черной перчатке ответила насмешливым взрывом смеха.
— Вы видите теперь, — произнесла она, — что я держу в руках вашу жизнь крепче, чем вы мою, так как жизнь женщины — это жизнь любимого человека, — докончила она со вздохом.
— Вы правы, — прошептала побежденная Фульмен, склоняя голову.
— А теперь, — продолжала таинственная женщина, вы желали моего признания, не так ли? Вы хотите знать мою тайну! Что ж! Я все скажу вам, так как я устала постоянно встречать вас на своей дороге в виде препятствия, а война, которую вы объявили мне, неравная борьба, так как вы — любовь, а я — рок!
Дама в черной перчатке произнесла эти слова таким холодно-зловещим тоном, что даже отважная и энергичная Фульмен почувствовала в своем сердце смутный страх. Дама в черной перчатке продолжала:
— Вы любите Армана, а он любит меня… Вы не имеете над ним никакой власти, я же сделала из него раба. Вы видите, что пытаться вырвать его у меня было бы чистым безумием и что вы погибли бы в этой неравной борьбе. Я посвящу вас в свою тайну, потому что вы отвечаете его жизнью за молчание, а когда вы выслушаете меня, то перестанете быть моим врагом и будете, как и он, повиноваться мне, — прибавила Дама в черной перчатке с убеждением. — Или, по крайней мере, перестанете мешать моим планам, как бы непонятны они для вас ни были. А теперь слушайте…
Что ужасного и таинственного рассказала Дама в черной перчатке Фульмен в чаще пустынного сада в эту безмолвную ночь — мы отказываемся сообщить это. Но час спустя Фульмен вернулась в свою комнату бледная, дрожащая, с опущенной головой, связанная клятвой с Дамой в черной перчатке. Она поклялась молчать, даже, может быть, повиноваться.
Графиня д'Асти была принесена в жертву судьбе.
Пока Фульмен возвращалась к себе, Дама в черной перчатке осталась еще на несколько минут в саду, погруженная в размышления. Наконец и она вернулась домой, однако прошла не в свою комнату, а к Арману. Молодой человек спал. Она коснулась его лба рукой в перчатке.
— Арман! — ласково позвала она.
Арман проснулся, открыл глаза и, узнав ее, улыбнулся.
— Милый Арман, — продолжала она ласковым голосом, садясь у изголовья молодого человека, — я хочу побранить вас.
— Побранить меня? За что?
— За то, что вы почти предали меня. Он вскрикнул от удивления.
— Припомните-ка, — продолжала она, — не сделали ли вы чего-нибудь, не посоветовавшись со мною?
— Да нет же… не знаю…
— Вы видели Фульмен?
Арман вздрогнул, вспомнив о свидании, назначенном ему танцовщицей, и об обещании молчать, которое он дал.
— Разумеется, — сказал он, смутившись, — я видел ее сегодня у графини. Разве вы не потребовали этого сами?
— Да, но разве я позволила вам соглашаться на свидание с нею?
Арман покраснел.
— У вас назначено с ней свидание, — продолжала Дама в черной перчатке, — завтра, в казино, и она потребовала от вас, чтобы вы не говорили мне об этом.
— Правда, — признался совершенно растерявшийся Арман. — Но как вы узнали об этом? Кто мог сказать вам это?
— Сама Фульмен.
— Фульмен?
— Да.
— Вы… видели… ее?
— Да, я только что от нее.
— Как! Она здесь?
— Нет, но она перелезла через садовую стену.
— Оригинальная дорога!
Дама в черной перчатке рассмеялась и сказала:
— И знаете ли вы, что она думала сделать в «нашем» саду?
— Нет.
— Она хотела убить меня. Арман вскрикнул от изумления.
— Что делать, — продолжала молодая женщина, все еще улыбаясь. — Фульмен любит вас и… ревнует.
— Бедная Фульмен! — прошептал Арман.
— Но, видите ли, — продолжала Дама в черной перчатке, — она раздумала: вложила меч свой в ножны, и мы кончили с ней миром.
— Это странно!
— И она поручила мне передать вам, что не придет завтра в казино.
— Почему?
— Потому что свидание, которое она назначила, теперь бесполезно. Покойной ночи!
И Дама в черной перчатке удалилась, оставив Армана погруженного в самые невероятные предположения по поводу этой ночной беседы с Фульмен.
XI
Прошла неделя. В течение этого времени Арман и майор каждый день навещали графа д'Асти то вместе, то поодиночке. Когда Арман являлся один, он оставался более часа у постели больного, конечно, не ради последнего. Граф был не более как предлогом для его посещений.
Госпожа д'Асти каждый раз краснела и смущалась, когда в передней раздавались шаги молодого человека, и вся кровь приливала у нее к сердцу. Но это смущение продолжалось недолго. Вскоре глаза ее начинали блестеть от радости. Графиня любила Армана. Она принуждена была признаться себе в этом и не имела сил бороться долее, хоть и пробовала. Тщетно старалась она казаться холодной, сдержанной, почти высокомерной относительно молодого человека. Чувство одерживало верх над рассудком, а взгляд выдавал напускную строгость и холодность.
