Николай Смирнов - Государство Солнца
— Ванька, Лапин, Андреянов, Сибаев, Ерофеев, Чулошников…
— Стой! — сказал Беспойск. — Это Чулошников торговал в Большерецке рыбой?
— Да.
— Он знает товарное дело. Он и будет заведовать складом. А ты и Ванька будете ему помогать. Начните дело с того, что обыщите это помещение и перепишите все товары. Главное — порох…
Он заснул. Тайна белого человека в лесу так и осталась не открытой. Но зато у нас был теперь новый начальник склада, на которого мы могли положиться.
На другой день мы переправили на остров больного Беспойска. Наши доктора надеялись, что его крепкая натура справится с болезнью.
А у меня теперь было много дела. Вместе с Чулошниковым и Ванькой мы принялись приводить в порядок склад.
Хотя Чулошников мечтал всю жизнь разбогатеть и уехал с Камчатки с этой целью, человек он был честный. Он в ужас пришёл от тех беспорядков, которые царили на складе. Кроме того, покойный Сэно распоряжался нашим имуществом, как своим собственным. В товарах обнаружились недостачи. Зато под кроватью в доме Сэно оказался мешочек с золотом. Так как Сэно отпускал мальгашам за это золото наш порох и водку, Чулошников зачислил золото на склад как казённое имущество. Одно только было плохо в Чулошникове: он едва знал французский язык и все время путал его с мальгашским, а французские меры — с русскими. Тут уж пришлось нам с Ванькой ему помогать и даже учить. Но он был неспособный ученик и так до конца своего заведования складом мер не усвоил.
Со дня отъезда Беспойска на остров деятельность нашей колонии совсем замерла. В довершение всего назначенный Беспойском начальник лагеря майор Мариньи тоже заболел лихорадкой. Мы не успели его даже перевезти на остров, как он умер. Мы с Ванькой в лодочке поехали к Беспойску, чтобы сообщить ему эту печальную новость.
Когда мы вошли к нему в комнату, он, сильно пожелтевший и похудевший, лежал на кровати. Лихорадка все ещё мучила его. Он спросил тихо:
— Ну, как здоровье Мариньи?
— Плохо, — ответил я, не желая сразу открыть правду.
— Тогда почему же вы не привезли его сюда?
— Потому что он умер, — ответил Ванька.
Беспойск сделал гримасу отчаяния.
— Мы все перемрём на этом болоте. Слушай, Лёнька, есть ли у нас в лагере хоть пяток людей, которые могут ходить?
И начал считать здоровых по пальцам и насчитал гораздо более пятка.
— А Сибаев жив?
— Жив.
— Пусть он завтра же отправляется искать новое место для города. Здесь у нас ничего не выйдет.
Я думал, что Беспойск начал бредить и что нам пора уходить. Но он снова заговорил:
— Мне ясно, что лихорадка свирепствует только тут, на берегу. Поэтому чёрные и неохотно ночуют у нас. Мы сделали ошибку, что поселились на болоте. Надо пробиться через лес.
— Как — пробиться? — начал я возражать, видя, что он говорит всерьёз. — Ведь лес тянется на пятьдесят вёрст.
— Знаю, но мы всё-таки должны искать новое место. Я приказываю Сибаеву завтра же утром двинуться на лодке вверх по реке Тингбаль. Хорошо, если бы поехал и Корби. Пусть они найдут какую-нибудь возвышенную полянку на берегу, не дальше десяти вёрст от моря. Там и будет новый город…
Голос его делался все слабее и слабее. Потом он вдруг откинулся навзничь и запел по-польски. Его жена сделала нам знак, чтобы мы ушли. Бедная женщина была совершенно измучена. Её четырёхлетний сын тоже был болен лихорадкой.
— Ванька, — сказал я, когда мы уже были в лодке, — как ты думаешь, он отдал приказ о новом городе в твёрдом уме? Или он бредил?
— Конечно, бредил, — ответил Ванька решительно. — Куда нам строить новый город! И этот разваливается.
— А я думаю, что без нового города нам не обойтись. Я поеду один, если Сибаев откажется. И ты обязан ехать со мной…
6. Разведка в глубь острова
Сибаев и инженер Корби не отказались отправиться на разведку. Они нашли мысль о новом городе очень разумной. Мы с Ванькой и Андреяновым поехали с ними. Взяли ещё трёх французов-волонтёров.
С вечера снарядили парусную шлюпку, наполнили её продовольствием. А на другой день рано утром забрали с собой ружья и вышли в море на парусе. До устья реки добрались благополучно. А там сняли парус и пошли дальше на вёслах.
Тингбаль была широкая река, не похожая на нашу болотистую речку, из которой мы брали воду. Но двигались мы вперёд медленно. Путь преграждали деревья, упавшие в воду. Некоторые из них были под водой, другие над водой, и, чтобы пробираться вперёд, нам приходилось то пригибаться, то лавировать от берега к берегу.
Так же как и на Формозе, мы плыли по зелёной пещере. Но здесь пещера была мрачнее. Древний непроходимый лес теснился по обе стороны, и ветви деревьев, как руки, скрещивались где-то высоко над водой. Целые стада попугаев, чёрных и серых, каких я не видал на Формозе, пронзительно кричали нам вслед. Множество других птиц испуганно разлетались при нашем приближении. Нас не замечали только голенастые цапли хохлатки. Они продолжали внимательно смотреть в воду, хотя мы проходили близко от них и могли веслом стукнуть им по носу. Вдруг Ванька закричал:
— Тюлень!
Но это был не тюлень, а крокодил. Он высунулся из воды и смотрел на нас своими прозрачными глазами. Ванька выпалил ему в морду. Он повернулся и исчез в воде. Но сейчас же несколько крокодильих морд, похожих на брёвна, высунулись из воды.
Мы проехали около восьми вёрст, когда лес начал светлеть, и огромная поляна открылась перед нами. Она была покрыта мелким кустарником, над которым кое-где возвышались купы невысоких пальм. Это было как раз то, что нам нужно. Корби велел причаливать к берегу.
— Вот где надо бы строиться, — сказал он, когда мы вылезли на берег. — Ручаюсь вам, что никаких лихорадок здесь не бывает. И растительность тут богаче. Вот эти пальмы, равеналы, называются деревьями путешественников. У нас их и в помине нет.
Мы разбили свой лагерь как раз у подножия этих пальм. Равеналы распростёрли свои листья с севера на юг, как будто сам компас заведовал их посадкой. Кроме того, между черенками листьев и стволом они задерживали дождевую воду в достаточном количестве, чтобы напиться. Эта вода и направление листьев и сделали дерево другом путешественников.
Мы переночевали у подножия этих пальм, а утром обстоятельно оглядели равнину. Она шла по склону холма и была так велика, что на ней можно было выстроить сто таких городов, как наш. Мы нашли несколько зарослей бамбука, необходимого нам для постройки. Большие баобабы, толстые и важные, с листьями на невероятной высоте стояли особняком. Тропические бабочки носились над кустарниками. Они были больше наших камчатских птичек, и на любую из них не жалко было потратить выстрел.
