Поль Махалин - Крестник Арамиса
Он сел на стул и продолжал:
— О-хо-хо! Итак, дорогой мой, мы породнились… Поздравляю, теперь у вас появилась забота, а все потому, что вы не следовали моим советам, содержавшимся в письме из Мадрида… Начали с того, что оказали услугу господину де ла Рейни и помогли попасть в Париж одной из самых опасных тварей: дочери де Бренвилье, которая кончит на Гревской площади, как и ее достойная мать…
— О!
— А еще удар шпаги, нанесенный господину де Мовуазену! А ведь этот человек должен был помочь вам сделать карьеру при дворе…
— Но если бы вы знали, как все произошло!..
И Элион торопливо рассказал своему крестному, что с ним случилось в заведении синьора Кастаньи…
Арамис подскочил на стуле, рискуя рассыпаться в пыль.
— И вы не воспользовались случаем, чтобы заменить господина де Нанжи в сердце принцессы?
— Я ведь любил другую.
Старик улыбнулся и стал похож на Щелкунчика.
— Ах да! Ну что ж, поговорим и о ней!.. Глупая страсть. Ради этой женщины вы забыли всё, а она вас погубила, если верить версальским слухам…
— Но, сударь!
— Нет-нет, не перебивайте. Глупо, барон… Почему вам так не терпится жениться на какой-то провинциальной болтушке, когда можно стать Лестером или Мазарини будущей королевы!.. — И тряхнув белоснежной головой, он продолжал: — Далее. Итак, вы отправляетесь на войну, прибываете в армию. Казалось бы, дело чести дворянина — добыть славу и обессмертить свое имя… Но нет: вы показываете спину даже раньше, чем слышите первые выстрелы врага…
— Сударь! — простонал Элион. — Если вы были другом моего бедного отца, имейте хоть немного сострадания… Герцог Вандомский приговорил меня только к смерти, не обрекая на пытки. — И он замолчал, совсем подавленный.
Бывший мушкетер, вонзив свой острый локоть в стол и обхватив подбородок прозрачной ладонью, молча рассматривал юношу. Выражение его лица было бесстрастно, взгляд непроницаем, как и тогда, на площади, во время допроса обвиняемого.
Но вот под тяжелыми веками блеснул луч, и взгляд смягчился.
Закоренелый эгоист, для которого не существовало иных законов, кроме собственных прихотей, искусный интриган, бессердечный и хитрый, безучастный к счастью и бедам других, не боявшийся риска и не очень разборчивый в выборе средств для своих опасных предприятий, почувствовал ли он жалость к прекрасному и отважному юноше, которому, быть может, было отпущено еще более полувека жизни и которого теперь отделяли от смерти лишь несколько часов? А может быть, герцог д’Аламеда просто решил извлечь какую-то пользу из натуры, виновной единственно в избытке порядочности, из этого юноши с твердым характером, способного хранить тайны даже ценой своей жизни и своей чести?
Так или иначе, он принял отеческий тон.
— Признайтесь, дорогое дитя, что это была мадам де Нанжи…
— Мадам де Нанжи?! — воскликнул барон, не менее удивленный произнесенным именем, чем ожившим лицом собеседника.
— Да, путешественница в носилках, та, за которой вы последовали и которая вас задержала.
— Угадали…
Старик покачал головой.
— Великолепная хитрость!.. Ну какой же тупица этот герцог — ничего не видит дальше своего носа. О, эта современная молодежь! Н-да, никогда не встречал разума более живого, проницательного и ясного!.. — Арамис усмехнулся: — А тут еще придурковатый муж… Все одно и то же, ей-богу… Во все времена, от Маргариты Наваррской до Монтеспан!
— Вы ошибаетесь, сударь! — произнес чей-то голос. Тюремщик только что впустил нового визитера. Тот подошел к господину де Жюссаку.
— Графиня мне все рассказала, барон, — заявил он.
— Господин де Нанжи! — воскликнули Элион и Арамис в один голос.
Дворянин продолжал:
— Господин де Сенонж дал мне разрешение десять минут провести с заключенным. Этого вполне достаточно, чтобы разрешить наши разногласия.
Господин де Нанжи снял с себя плащ и положил на стол две шпаги.
— Графиня вас любит, — продолжал он, обращаясь к сопернику. — Вы были у нее в ту ночь, она сама мне призналась, и надеюсь, вы понимаете, что один из нас должен исчезнуть.
— А вы хотели бы…
— Быть в мире со своей женой? Да, конечно, хотел бы… — он натянуто улыбнулся: — Подумать только, тот, кого зовут прекрасный Нанжи и кто, говорят, имеет все основания считаться придворным сердцеедом, выступает в роли мужа-рогоносца, как какой-то смешной и нелепый дворянчик из комедии Мольера! — Де Нанжи по-лошадиному тряхнул головой. — Впрочем, примите во внимание: все, что я предлагаю, в вашу пользу… Если я убью вас, вы примите смерть от дворянской шпаги и будете спасены от позора публичной казни… Если же вы меня убьете, то утешитесь сознанием, что избавили свою любимую от супруга, который вызывает у нее только презрение и отвращение…
— Черт возьми! Я согласен, граф!
Арамис возмутился и протянул между соперниками худую руку.
— Успокойтесь, господа, — сказал он, — я этого не допущу…
Господин де Нанжи прервал его:
— Почтение, которое мы испытываем к вашему возрасту, к сожалению, не остановит нас, сударь, и не думаю, чтобы господин де Жюссак отказался от моего предложения…
— Разойтись!
Элион уже держал в руке шпагу.
— А я вам объявляю, — раздраженный старик возвысил голос, — что дуэль не состоится, иначе я вынужден буду призвать…
— Не трудитесь, — холодно бросил муж Вивианы. — Господин де Сенонж и все офицеры согласны, лишь бы избежать зрелища, свидетелями которого они должны быть завтра…
— Господин де Сенонж не может здесь приказывать.
— Прошу прощения, он может приказывать в отсутствие генерала.
— Герцог отсутствует?
— Пустился в какое-то галантное приключение, переодевшись простым кавалеристом…
Элион навострил уши.
— Драгуном или солдатом легкой кавалерии, не так ли? — спросил он живо.
— Да, в самом деле, драгуном.
— А дорога, по которой он поедет, ведет в Гвадалахару?
— Да, и осталось меньше часа.
— Дьявольщина! Тогда он погиб!
— Точно, — не без иронии согласились его собеседники.
— Но, господа, я не шучу! Я слышал, как о нем говорили двое… священников… прошлой ночью… на постоялом дворе…
Элион поспешил передать разговор, свидетелем которого оказался. Мушкетерское ругательство чуть не сорвалось с уст Арамиса.
— К господину де Сенонжу!.. — толкнул он графа с силой, какой от него никто не ожидал. — Быстрее!.. Да быстрее же!.. Генерал де Вандом в плену!.. Армия без командира!.. Мы потеряли свое преимущество!..
— И знаете что, — продолжал Элион, — голос одного из святых отцов, уверен, я уже где-то слышал… Вспоминаю его сейчас…