Татьяна Бурцева - Западня для князя
— А зачем же ты связал его?
— По описанию он похож на человека, которого разыскивают по твоему приказу.
— Ты прав, — улыбка тархана не предвещала ничего хорошего, — можешь быть свободен, тебя наградят.
Тархан подождал, когда стражник покинет зал.
— Что ты скажешь? — обратился он к Рушану.
Тот уже взял себя в руки.
— Он накануне проезжал по моему улусу и видел раба, с которым раньше вместе воевал, захотел выкупить, но я не продал. Тогда он ночью напал и забрал его силой.
— А почему ты не продал его? — неожиданно спросил тархан.
Рушан-бек смешался.
— Я предложил ему обмен.
— Какой?
— Его жизнь на жизнь этого раба, но он оказался трусом и отказался. Я просто хотел проверить его.
— Хм, трусом… Ну и что, проверил?
— Я же говорю, он напал на мой улус и забрал его силой.
— Один? — брови тархана поползли вверх, он наслаждался тем, что заносчивому беку приходилось оправдываться. — А сколько у тебя в улусе воинов?
— Какое это имеет значение, — взорвался Рушан, — отдай этого человека мне, и разойдемся по-хорошему!
— Ты смеешь угрожать мне?
— Я не угрожаю, а требую то, что мое по праву.
— Ты пленил его?
— Да!
— Мне показалось, что его привез разъезд хана. Ты станешь оспаривать право хана?
Рушан-бек понял, что его провели. Этот сотник зачем-то был нужен тархану.
— Хорошо, но я хочу получить что-то взамен моего раба.
— Но мы еще не узнали, что нам расскажет этот человек.
Оба посмотрели на Георгия. Тот уже встал, пытаясь держаться прямо, что было нелегко. Руки были намеренно стянуты у самых локтей, чтобы причинить как можно больше неудобства.
— Скажи мне, — обратился к нему тархан, — все ли было так, как рассказывает Рушан-бек?
— Все так, кроме того, что я напал на его улус, — ответил Георгий. Он не понимал игры, затеянной тарханом, хотя догадывался, что в любом случае его не отпустят.
— Он нагло лжет! — не выдержал бек.
Тархан внимательно посмотрел на сотника.
— Скажи, ты освободил пленника?
— Нет, — чистосердечно ответил Георгий.
— Но ты отдавал такой приказ? — тархана нелегко было сбить с толку.
— Я не участвовал сам и не отдавал приказа о нападении на Рушан-бека, — Георгий смотрел прямо в глаза тархану, — хотя не раз пожалел об этом. Ему было нечего терять.
— Он сам признался, что хотел напасть на меня! Отдай его мне!
— Желание освободить соплеменника — это еще не преступление. Все, ты свободен. Можешь возвращаться в свой улус.
Рушан-бек остолбенел. Его выпроваживали как какого-то просителя.
— Ты не можешь так поступить со мной! Я расскажу об этом хану, когда он в следующий раз приедет охотиться.
Лицо тархана стало обыденным.
— Хану теперь долго будет не до охоты. Так что я не боюсь твоих угроз.
Рушан, казалось, внезапно вспомнил, что сегодня он очень долго вел себя не так, как подобает воину. Бек с усилием взял себя в руки и гордо покинул зал, в котором тархан произвел такое своеобразное разбирательство дела.
Едва дверь за разгневанным беком закрылась, тархан повернулся к сотнику.
— Надеюсь, ты понимаешь, что все это было сказано не для того, чтобы отпустить тебя, — произнес он с усмешкой.
— Да, — ответил Георгий, — просто ты отплатил Рушану за какую-то старую обиду, так тебе захотелось. Ты мог отдать меня беку, отомстив мне, но было приятнее унизить его.
— Ты прав, мудрый не по годам сотник, — но не до конца. Я хочу кое-что узнать от тебя и еще… наказать. Я очень не люблю, когда меня обманывают. А ты в прошлый раз не сказал и слова правды.
Георгий поежился. Столько в этом простом тоне было пронзительного ужаса. Страшный в своем бешеном гневе Рушан-бек никогда не смог бы его так напугать.
— Ты прав, — ответил сотник, — но ведь и ты не сказал мне правды. А князь считает тебя своим союзником. Что мне еще оставалось, как не пытаться исподволь что-нибудь узнать?
Тархан молча смотрел на Георгия. О чем он думал, догадаться было невозможно.
В зал вошли несколько человек. Они молча подошли к сотнику и, заломив руки, повели к выходу из зала.
Георгий понял: сейчас или будет поздно.
— Ты хочешь, чтобы я тебе кое-что рассказал, — крикнул он, превозмогая боль в вывернутых руках, — хорошо, я расскажу.
Тархан не реагировал. Он даже не повернул головы вслед.
— Это касается твоего хана. А еще моего князя.
Тархан наконец удостоил сотника взглядом.
— Верните его, — тихо приказал он, — ждите за дверью… не надо бросать. Оставьте, пусть стоит.
Джанибек с усмешкой обернулся к сотнику.
— Ты хотел сказать что-то важное или страх туманит твой разум?
— Мне ведом страх, но не он сейчас говорит с тобой.
— Так что же?
— Ты удивишься моим словам, но это — чистая правда. У нас сейчас общая цель.
— Очень интересно. Какая же?
— Твоего хана с моим князем хотят стравить, как пауков в коробе на потеху толпе. Некие силы хотят войны с Галичем, чтобы ослабить твоего хана, для чего была заключена сделка с безрассудным беком Амиром. Он сеет беспорядки на границе, добиваясь начала военных действий с одной или другой стороны. И сейчас, когда умер великий хан… не удивляйся, я знаю и это… беспорядки только усилятся.
— Это все, что ты хотел сказать? — лицо тархана по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Не все. Только сегодня я получил весть, что готовится новая западня для моего князя.
Мне нужно срочно возвращаться на Русь, чтобы предупредить его. Поэтому я возвращался в одиночку и так глупо попал в засаду.
— Почему бы мне не позволить князю Даниилу умереть? Он сильный враг, — холодно поинтересовался тархан.
— Потому, что будет война. Твой хан вместо великого курултая пойдет с туменами на Русь. И там завязнет надолго.
— А готов ли Галич к войне?
Вопрос повис в воздухе.
— Теперь я рассказал все, что хотел, — жестко ответил сотник, — если хочешь — проверь, может ли рассказывать мой страх.
— А кто дает указания Амир-беку? — Тархан снова сменил тему.
— Не знаю, — честно ответил Георгий, — однако это один из приближенных хана. Предположу, что он на самом деле служит Хуби-лаю.
Джанибек пребывал в задумчивости.
— Да, интересные вести, — наконец произнес он, — но ты прав, война нам сейчас ни к чему. Ни с сильным Галичем, ни со слабым. Поэтому ты можешь отправляться к своему князю.
Георгий сначала не поверил в то, что услышал. Не может быть, чтобы его так просто отпустили.
