Густав Эмар - Заживо погребенная
— Что же? — возразил Ромье. — Раз, два, три… Вы отметили девятерых… Это, верно, негодные?
— Напротив: эти-то и есть порядочные.
— Девять из восьмидесяти! — с ужасом вскрикнул Ромье.
— Точно так. Предупреждаю вас, что остальные принесут вам более вреда, чем пользы. Это трусы, простые воришки, не способные ни на что порядочное… между ними я даже нашел четырех полицейских сыщиков.
— Господи! — воскликнул позеленевший от страха Ромье. — К счастью, они еще ничего не знают и даже не видели меня. Кабуло все устраивает, и собирал их неподалеку отсюда… Но квартиры моей они также не знают!
— Тем лучше! В таком случае, я ничего не потеряю. Дайте им немного денег и распустите сегодня же. Ну а теперь вернемся к вопросу о сумме.
— Что вы скажите о ста тысячах франков? — с довольным видом спросил Ромье.
Лупер залился хохотом.
— Как? Вы смеетесь? Сто тысяч франков!
— Вы с ума сошли! — хохотал Лупер. — Прибавьте миллион, тогда и говорите.
— Миллион! — в ужасе завопил Ромье.
— Ни сантима меньше! — решительно отрезал Лупер. — Подумайте: только деньгами можете вы добыть людей, для которых деньги все. Каждому из них нужно будет выдать по тысяче франков… Тогда вы смело можете приказать им, хоть сжечь Париж: они готовы на все! Кроме того, дело может затянуться, а я буду обязан одевать, поить и кормить эту ватагу. Рассчитайте, что мне останется!
— Но миллион… миллион!.. — вздыхал жалобно Ромье.
— Опять ошиблись… Нужен не миллион, а миллион двести тысяч.
— Но вы сказали…
— Я сказал миллион моим людям… Неужели же вы находите, что двести тысяч на мою долю слишком много?
— Я разорен!.. — в отчаянии кричал безрукий.
— Вы?.. Ведь вы говорили, что вы только посредник?
— Да, да! — бормотал Ромье. — Но я защищаю интересы…
— Кого хотите, мне до этого дела нет! — резко остановил его Лупер. — Решайте: да или нет! Я требую четыреста тысяч франков задатка: сто тысяч сейчас же, в триста завтра в девять часов утра, на Елисейских полях, против итальянского посольства.
— Вы меня без ножа зарезали, — плаксивым голосом сказал Ромье, открывая огромное бюро.
Ворча и чуть не плача, он вынимал один за другим банковые билеты и передавал их Луперу, а тот, насмешливо улыбаясь, тщательно осматривал каждый билет.
— Будьте аккуратны, — сказал Лупер, когда счет был кончен. — Если завтра в девять часов пять минут вас не будет на означенном месте, ваши сто тысяч пропали даром.
— Буду, буду! — с огорченным видом отвечал Ромье. — Завтра же мы условимся насчет плана действий.
— Непременно. Но теперь я должен идти. Как мне отсюда выбраться?
— Я сам вас провожу.
Они прошли несколько комнат и коридоров и дошли наконец до передней, где Ромье долго возился с входной дверью. Она сверху донизу была выложена железом и запиралась секретными замками.
— Черт возьми! — смеясь, сказал Лупер. — К вам нелегко попасть.
— Что же вы хотите! — смиренно отвечал Ромье. — На свете столько мошенников! Поневоле запираешься.
Лупер смеялся.
— А скажите мне, где я нахожусь? — спросил он. — Вы меня так странно заставили пропутешествовать, что я совсем потерялся.
— Вы в Пасси, на улице Насоса.
— Так далеко!.. Удивительно! Прощайте, господин Ромье.
— Прощайте, господин де Монреаль!
И безрукий залился едким хохотом.
Лупер вздрогнул от изумления. Но тотчас же оправился.
— Ровно в девять часов, Фелиц Оианди! — крикнул он во все горло. — Я буду аккуратен.
— Что? Попался? — говорил сам с собою Лупер, направляясь к Парижу… — Сам виноват. А, видно, он не знает моего настоящего имени!
ГЛАВА III
Для большей ясности рассказа мы должны несколько вернуться назад.
Шесть лет прошло со времени возвращения Юлиана из Мексики. Счастье и любовь не покидали нашего героя. Дениза оставалась по-прежнему очаровательной, он по-прежнему влюбленным, и взаимная привязанность укрепилась еще рождением сына, которого назвали Бернардо.
Богатство перестало стеснять его. К хорошему скоро привыкают! Недели через две по приезде в Париж судьба представила ему случай купить великолепный отель на бульваре де-Курсель.
Какой-то русский князь, ухлопавший на него пять миллионов, продавал его менее, чем за полцены. Роскошь обстановки была изумительна. Мрамор, золото, живопись осуществляли сказочные мечты «Тысячи и одной ночи». Чудеса науки и творчества соединены были для комфорта и изящества этого поистине царского жилища.
Кроме того, Юлиан приобрел в нескольких лье от Парижа доходное и прекрасное поместье.
По окончании злополучной мексиканской экспедиции вернулся и доктор. В его распоряжение отдана была левая половина отеля, и там, окруженный книгами и хирургическими инструментами, он забывал грустное прошлое, посвящая свое время науке и семейству.
Счастье не обошло и Бернардо. Пять лет уже он был мужем милой Мариетты, и смех и лепет четырехлетнего его сына Юлиана радостно раздавался в огромном доме, купленном Бернардо на окраине города.
Бывший охотник не изменил своим несколько отшельническим привычкам. Вполне свободным он себя чувствовал только вдали от шумных кварталов Парижа. Лучшими же днями он считал те, которые проводил в своем имении, которое приобрел неподалеку от имения Юлиана.
Приятель его, Тахера, окончательно освоился с платьем и отчасти с требованиями цивилизации. Все его сперва поражало, удивляло, не нарушая, впрочем, невозмутимой важности его наружности.
Одним счастливцем на свете больше стало с тех пор, как почтенный Брюлар, бывший привратник дома, где жил доктор в Париже, и отец Мариетты, преобразился в управляющего всеми имениями господина д'Иригойена. Теперь господин Брюлар получал шесть тысяч франков жалованья и даровую квартиру в том самом доме на улице Азас, в котором он так долго занимал такую скромную должность.
Дом этот куплен был Юлианом.
В мае 1867 года, за несколько недель до открытия выставки, Дениза стала замечать какую-то странную перемену в своем муже.
Мысль о неверности мало смущала ее, она слишком была уверена и в нем, и в себе.
Тем не менее его таинственный вид и частые отлучки возбудили в ней, если не подозрение, то по крайней мере любопытство. Несколько раз принималась она за расспросы, но всякий раз Юлиан отшучивался или уходил, ничего не отвечая.
Однажды, прогуливаясь по саду, Дениза увидела рабочих, пробивающих в стене дверь в сад соседнего отеля.
Не желая показать людям, что она не знает, что у нее делается в доме, она ушла к себе сердитая и с нетерпением стала ожидать Юлиана.
