Владимир Топилин - Серебряный пояс
Старатели вошли в помещение, сняли шапки. За столом, перед стопкой бумаг, принадлежностями для письма служащий в сером мундире. Не выпуская из рук пера, он косо посмотрел на мужиков, сразу определил, кто перед ним, пространно спросил:
— Что надо?
Мужики в замешательстве начали толкаться, определяясь, кому говорить. Старший, дед Павел, от робости открыл рот, сказать ничего не может. Григорий растерянно схватился мозолистой рукой забритый подбородок. Выручил Иван. Не растерявшись, скованно, но твердо парень высказал цель визита:
— Нам бы… к самому управляющему.
— По какому вопросу? — не поднимая глаз, бросил служащий.
— По случаю земельного отвода.
Все, кто находился в приемной, удивленно посмотрели на Ивана: что за дела? Крестьяне землю купить желают?!
Служащий оторвался от бумаг, надвинул пенсне на нос, какое-то время смотрел на вошедших: «Вы откуда такие наглые?». Однако мысли свои вслух не выдал, показал на свободные места напротив:
— Ждите! — и указал место. — Вон, на лавку садитесь…
Товарищи робко присели в уголок. Посетители на стульях важно отвернулись, продолжили разговор, который вели до появления чунарей. Хоть и одеты наши старатели в чистые, новые одежды, хромовые сапоги и с бритыми начисто лицами, важным персонам ясно, что дед Павел, Иван и Григорий — люди низшего сословия, деревенщина из глухой тайги. Простого человека видно издалека — по поведению, разговору или запаху.
Молчат старатели. Раз приказано ждать, значит, так это и будет. Нечего казенным людям мешать присутствием и вопросами. Лишь бы на улицу не выгнали.
Другие посетители оказались людьми, занимающимися торговлей. Или таковыми они хотели казаться. Переговариваясь вполголоса друг с другом, вероятно, все были хорошо знакомы, купцы обменивались ценами на продукты, лес, топливо или еще какой-то товар. По важным физиономиям персон, манере общения создавалось впечатление, что они люди занятые. Периодически поглядывая на дорогие, серебряные часы на цепочке, каждый из них тяжело вздыхал, морщил лоб, нервно гладил себя ладонью по округлому животу: «Что же это такое? Я человек занятой, а вы меня тут задерживаете!».
Ждать пришлось долго. Прошло немало времени, пока на прием к управляющему прошли торговые люди. Потом у служивых начался обед. После сытной трапезы чиновники решали какие-то свои, казенные вопросы. Дед Павел, истерзавший себя на деревянной лавке пятой точкой опоры, не находил места. Ему хотелось по нужде, курить, есть и пить одновременно. Рожденный от природы всегда быть в движении, уважаемый старатель крутился на месте, сжимал колени, краснел лицом, склонялся к уху Ивана в просьбе. Но Иван был неумолим:
— Терпи, дед! Дело того стоит!
Наконец-то посыльный принес желанную и одновременно пугающую для людей тайги весть:
— Господин управляющий просит вас… — и скривил губы.
Долгожданная новость вконец выбила деда Павла из равновесия. Ему уже не хотелось идти на прием к важной персоне. Страх перед начальством парализовал мышцы. Старому таежнику хотелось убежать из этого ненавистного дома далеко в тайгу, где легко и свободно. Где не надо ждать и подчиняться. Где в любую минуту он мог делать все, что захочет. Дед замерз на лавке, вцепился в края лавки руками так крепко, что Иван едва оторвал его пальцы, поднял на ноги и потащил за собой. Григорий Усольцев с белым, холодным лицом подталкивал его в спину.
Идти пришлось на второй этаж. Крутые ступени лестницы казались деду Павлу восхождением на эшафот: а ну, как управляющий спустит его с лестницы? Каждый шаг давался с большим трудом. Ноги не слушались, спотыкались о ступени. Если бы не Иван, он так и не смог бы подняться наверх.
На втором этаже тоже два коридора с кабинетами. Двери высокие, тяжелые, выкрашенные белой краской. Большие окна с невысокими подоконниками дают много света. Полы застелены малиновыми дорожками. Дед Павел робко остановился перед ковролином, собираясь снять сапоги: нельзя ходить по чистому в обуви! Посыльный посмотрел на него со скорбью: «Эх, периферия! Деревенщина…», надменно выдохнул:
— Сапоги снимать не надо. Тут и так грязно.
Мужики нерешительно прошли за провожатым к нужному кабинету, остановились в указанном месте, стали ждать. Посыльный негромко постучал в дверь, спросил разрешения. Оттуда ответили согласием:
— Входите!
Приемная губернского земельного пользования произвела на старателей не меньшее впечатление, чем улицы уездного города.
Огромный зал с высокими потолками, три больших окна, ковровые дорожки, длинный стол под зеленым сукном, стеллажи с папками бумаг, электрический свет и прочие блага цивилизации вызывали у посетителей чувство невольного страха перед представителями власти. Так было всегда, когда «мирские челобитные» после грязной, в навозе, улицы являлись в шикарные палаты уездных наместников. Начальник землепользования Минусинской губернии представлял собой не менее важное лицо. Темно-зеленый мундир с замысловатыми эполетами на плечах, золотые пуговицы, бакенбарды и очки влияли на деда Павла так, как будто он увидел на пасеке медведя. Окончательная потеря речи и полная парализация конечностей на определенное время скомкали направленный строй предполагаемого прошения. На строгий вопрос начальника «Что хотите?», дед не мог выдавить из себя ни слова. Выправил ситуацию опять Иван. Проникшись состоянием старшего, он закрыл уважаемого золотоискателя грудью.
— Вот, земельный отвод хотели бы утвердить, — тщательно подбирая слова, ответил он.
— Земельный отвод? — вскинул брови начальник и откинулся на спинку стула. — С какой, так-с сказать, целью?
— Лес… Кедрач там хороший! — уже более твердо сказал Иван.
— Лес? Что, строить что-то собираетесь? Или продавать? — продолжал пытать казенный земельщик.
— Нет. Продавать не собираемся. Там каждый год орех богатый родится, а поселок рядом. Обирают мирские. Мы хотим, чтобы на наш отвод по закону никто не ходил!
— Шишки? Орех? — удивлению начальника не было предела. — Что, в тайге кедрача мало?!
Управляющий впервые сталкивался с таким делом, чтобы кто-то брал отвод из-за кедрового ореха. Обычно купцы покупали лес на корню для продажи. В тайге золотопромышленники подписывали купчую на добычу золота. Дед Павел, Иван и Григорий хотели торговать орехом! Это выглядело неправдоподобно. Отдать большую сумму денег за земельный отвод, чтобы потом их не оправдать мог только глупый и недальновидный человек.
— И где вы просите место? — спросил земельщик.
— В истоках речки Ольховка, на перевале Колокол.
Для начальника слова Ивана — все равно, что для крестьянина ток по проводам. Восседая в шикарном кабинете, он привык пользоваться картой, и название Колокол ему ничего не говорило.
— Где это? Какая пойма реки? — уточнил он, вставая из-за стола.
— Пойма реки Кизир. Неподалеку от Чибижека, — вступил в разговор Григорий Усольцев.
— Чибижек рядом? Вы, голубчики, там, случаем, золото не нашли?!
— Нет. Говорю вам, работать будем по кедровому ореху. А там видно будет. Может, лес продавать начнем.
— А реки рядом есть большие? — задает наводящие вопросы бюрократ.
— Нет. Реки нет.
— А как же вы лес вывозить будете? На лошадях много не привезешь. Да и дорог, по моему уведомлению, хороших там нет. Тайга.
Ходит начальник по кабинету: живот вывалил, руки за спину заложил, глазки так и бегают. Егозит, крутит дело, пытаясь разгадать причину дорогой покупки. Он бы понял, если бы такие деньги отдавали за прииск, но зачем чунарям плантация кедрача размером в сто десятин?
Но мужики настаивали на своем. И в этом был смысл. Григорий Панов научил, что говорить и как действовать: «Будут спрашивать, зачем земельный отвод, говорите, на кедровый орех. В этом случае купчую дадут сразу. Если скажете на золото, бумаги будут «ходить» два года. Два года для нас — большой срок! Уже завтра надо участок столбить. Не дай бог, кто на россыпь наткнется».
Подошел начальник к стене, раздвинул шторки, открылась большая, до потолка, карта. На ней, будто жилки, реки отмечены. На жилках тут и там квадратики, кружочки. Начальник поманил пальцем Ивана:
— Показывай, где ваш кедрач!
Иван сразу и сообразить не мог, как в масштабных планах разбираться. В школе не учился. На военной службе не состоял из-за брони. Как карту читать, не знает. Однако управляющий показал, где Минусинск, дорогу в Курагино, реку Тубу, Кизир, Шинду, Чибижек. А дальше Иван сразу сориентировался, быстро нашел Кузьмовку, а рядом овальный перевал Колокол:
— Так вот же, тут и находится кедрач!
— Тут?! — приподнимая очки с носа, переспросил тот. — Действительно, на горе. И рек никаких. Что же-с… — с интригующим подсвистом заключил бюрократ и на минуту задумался, глядя мимо Ивана и Григория.
