Коммодор Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер
— Эй, на палубе! С вашего позволения, сэр, виден небольшой дымок, как раз в вершине бухты. Больше ничего не видно, сэр, но дым чёрный, так что это, возможно, горит какой-нибудь корабль.
Буш, измерив на глаз сокращающуюся дистанцию между кораблём и боновым заграждением, отдал команду обрасопит паруса и отойти чуть дальше в море; оба шлюпа повторили манёвр «Несравненного». Хорнблауэр между тем размышлял, не слишком ли он доверился юному Маунду с его бомбардирскими кечами. На следующее утро Маунду предстояло важное рандеву, а пока он с «Мотыльком» и «Гарви» находился за горизонтом. Пока же гарнизон Эльбинга видит только три британских корабля и даже не подозревает о существовании кечей. Это хорошо — до тех пор, пока Маунд точно исполняет отданные ему приказы. внезапный шторм или просто свежий ветер, поднявший слишком большую волну, могут помешать задуманного Хорнблауэром плана. Он ощутил нарастающее беспокойство. Нет, он должен заставить себя немного расслабиться и, по крайней мере, хотя бы выглядеть спокойным. Хорнблауэр позволил себе пройтись по палубе, намеренно замедляя шаг, чтобы скрыть своё нервное состояние от глаз случайного наблюдателя.
— Эй, на палубе! Ещё несколько дымков в глубине залива, сэр. Ясно вижу два столба дыма, как если бы горели два корабля.
Буш как раз отдал команду перебрасовать грот-марсель и подошел к Хорнблауэру.
— Похоже, Виккери кого-то поймал, не так ли, сэр? — заметил он, улыбаясь.
— Будем надеяться, что это так, — ответил Хорнблауэр.
В голосе Буша не было и следа тревоги; его грубое лицо не выражало никаких чувств, кроме жестокого удовлетворения при мысли о том, какое опустошение Виккери произвел среди каботажников. Его абсолютная уверенность в успехе несколько успокоила Хорблауэра, как вдруг он неожиданно понял, что Буш просто не принимает в расчет того, что обстоятельства могут измениться. Буш знал, что эту операцию планировал его коммодор и этого для него было вполне достаточно. В этом случае Буш просто не мог представить себе возможности неудачи и Хорнблауэра особенно раздражало, что именно в этом была причина его спокойствия.
— Эй, на палубе! Вижу два маленьких паруса, идущих в острый бейдевинд поперек бухты к городу. Я не уверен, сэр, но, кажется, второй из них — наш тендер.
— Это наш тендер, сэр! — завопил уже другой голос. Похоже все свободные от вахты матросы «Несравненного» забрались на мачты.
— Это должно быть Монтгомери, сэр, — предположил Буш. Он просунул конец своей деревянной ноги в рым-болт талей крайней карронады и теперь мог без особых усилий стоять на слегка раскачивающейся палубе.
— Он поймал его, сэр! — снова раздался голос с салинга, — наш тендер захватил его!
— Вот еще несколько добрых ломтей хлеба с мясом, которые Бони уже не получит, — сказал Буш.
Полное нарушение прибрежного судоходства в заливе Фришес-гаф могло бы хоть несколько компенсировать потерю ста пятидесяти первосортных моряков. Однако будет трудно убедить в этом лордов Адмиралтейства, если не представить им наглядного свидетельства произведенного опустошения.
— Эй, на палубе! Два паруса разделились. Наш тендер идет по ветру, а на том, втором, что-то с грот-мачтой. Мне кажется, сэр…, — доклад лейтенанта оборвался на полуслове.
— С ним покончено, сэр! — раздался другой голос, встреченный всеобщим криком восторга.
— Он взорвался! — выкрикнул лейтенант, в возбуждении даже забыв добавить обычное при обращении к коммодору «сэр», — столб дыма высотой с гору! Думаю, даже с палубы видно.
Действительно, грибовидное облако дыма, тяжелого и черного, поднималось всё выше над горизонтом. Прошло довольно-таки много времени, прежде, чем ветру удалось разорвать его на отдельные клубы, а после и развеять без следа.
— Это уже не хлеб с говядиной, клянусь Богом! — воскликнул Буш, ударяя правым кулаком в левую ладонь, — это порох! Целая барка с порохом! Пятьдесят тонн пороха, чёрт побери!
— На салинге! Что с тендером?
— С ним всё в порядке, сэр! Не похоже, что взрыв ему повредил. Его корпус все еще за горизонтом, сэр.
— Пошли им, Боже, еще такую же барку, — сказал Буш.
Уничтожение барки с порохом было самым очевидным доказательством того, что Бонапарт использует внутренние водные пути для перевозки военных грузов. Хорнблауэр почувствовал, что кое-чего он всё же достиг, даже если Уайт-Холл и не будет полностью удовлетворён, — и он удовлетворенно улыбнулся и, почти тотчас же подавил свою улыбку, сообразив, что его достоинство требует оставаться бесстрастным даже при вести о триумфе.
— Теперь осталось только ночью вытащить оттуда Виккери и его людей, сэр, — проговорил Буш.
— Да, это всё, что осталось, — ответил Хорнблауэр самым безразличным тоном, на какой был способен.
Взрыв барки с порохом стал единственным бесспорным подтверждением успехов этого дня, который наблюдали с «Несравнного», — об остальных свидетельствовали лишь дымки на горизонте в глубине залива. Когда начало смеркаться, подошла еще одна вереница канонерок, скорее всего из Кенигсберга; они заняли позиции вдоль бонового заграждения. На равнине виднелась и пехотная колонна: ровные горизонтальные линии голубых мундиров и белых бриджей были видны даже с палубы — армия торопилась укрепить оборону Пиллау. Похоже, противник готовился отчаянно защищать вход в залив, на случай, если бы англичане решились нанести coup de main — главный удар.
Вечером Хорнблауэр поднялся наверх их каюты, где перед этим сделал вид, что обедает, и огляделся по сторонам. Всего чувства были настолько обострены еще в каюте, что этот осмотр не дал ему ничего нового. К концу дня ветер немного стих; солнце уже почти село, но, по крайней мере, можно было рассчитывать еще на пару часов светлого времени.
— Капитан Буш, я был вам очень признателен, если бы послали лучших канониров к пушкам нижней орудийной палубы по правому борту.
— Есть, сэр!
— Будьте любезны приказать зарядить их и выдвинуть. Далее я хотел бы, чтобы корабль приблизился к берегу на дальность выстрела батарей противника. Я хочу увидеть, каков радиус их действия.
— Есть, сэр!
По всему кораблю засвистали дудки; боцман и его помощники начали выкрикивать команды, матросы побежали по своим местам. Корабль тяжело содрогнулся, словно во время землетрясения — тяжелые двадцатичетырёхфунтовки нижней палубы
