Рота стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл
– Быстрее! Быстрее!
С бастиона Сан-Педро ударила пушка, полетела, сшибая ветки с деревьев, картечь, застучала о камни. Позади отчаянно закричали, и Ноулз понял, что кто-то убит, но некогда было думать о потерях, надо было лезть вверх, и он почувствовал опьянение битвы, которое прогонит страх.
– Не останавливайтесь! – Полковник с удивительным в его возрасте проворством обогнал Ноулза и первым взобрался на уступ. Он наклонился, подал Ноулзу руку. – Лестницы!
Свистели пули, однако защитники стреляли из невыгодного положения: им приходилось перегибаться через парапет и палить вниз, почти наудачу, в дрожащий свет у основания стены. Куда опаснее были пушки – они стреляли с Сан-Педро и с другого бастиона, поменьше, справа от Ноулза. Картечь скрежетала о камни, суля гибель тем, кто будет карабкаться по лестницам, но этим страхом надо было пренебречь.
– Сюда!
Первая лестница показалась над уступом. Ноулз побежал к ней, потянул, другие бросились на подмогу, втащили лестницу, прислонили к стене. Полковник махнул рукой:
– Молодцом, ребята! Первый получит лучшую шлюху в Бадахосе!
Грянуло «ура!», полковник упал, сраженный пулей, но никто не обратил на это внимания. «Я первый! Я!»
Ноулз в ребяческом запале пробился вперед. Он знал, что Шарп повел бы людей, значит и он должен, и полез вверх, мысленно ругая себя за глупость, однако ноги машинально перебирали ступеньки, и он вдруг с ужасом понял, что не вытащил сабли. Ноулз поднял голову и увидел, что французы отталкивают лестницу. Он падал вбок. Крикнул: «Берегись!», отпустил перекладину и упал на солдат, чудом не напоровшись на штык.
– Ушиблись, сэр? – с тревогой взглянул на него сержант.
– Нет. Поднимайте ее!
Лестница не сломалась. Вновь застучала картечь, солдаты подняли лестницу, и на этот раз Ноулз не успел подбежать первым. Он смотрел, как его люди начинают подъем. Первого убило пущенной сверху пулей, второй сбросил труп вниз, следом лезли другие, и вдруг вся лестница с висящими на ней людьми разлетелась в щепки под точным выстрелом с бастиона Сан-Педро. С парапета бросали булыжники, те падали в скопление людей и катились дальше по склону. Внезапно оказалось, что рота Ноулза поредела вдвое. Накатило отчаяние, капитан заозирался в поисках второй лестницы – та лежала под склоном; Ноулзу кричали: «Назад! Назад!» Он узнал голос майора, увидел его лицо и прыгнул в тень, оставив позади сломанные лестницы и тела убитых в первой атаке. Сверху неслись ликующие крики французов.
– Есть донесения от цитадели?
– Нет, милорд.
Генералы нервничали. Перед ними был озаренный пламенем юго-восточный угол Бадахоса. Два высоких бастиона с пробитыми в них брешами изрыгали огонь, в ночи клубился подсвеченный багровыми отблесками дым. Далеко справа над черной цитаделью тоже дрожало пламя, и Веллингтон, в плаще и перчатках, нервно натянул поводья.
– Пиктон не пройдет. Нет.
Адъютант наклонился к нему:
– Милорд?
– Ничего, ничего. – Веллингтон был раздражен, беспомощен. Он знал, что творится в пламени. Его люди прыгают в ров и не могут выбраться на другую сторону. Он был в ужасе. Стены в три раза выше, чем в Сьюдад-Родриго, бой невообразимо страшнее – но город надо взять.
Подъехал Кеммис, командир 4-й дивизии:
– Милорд?
– Генерал?
– Послать подкрепление, сэр? – Кеммис был без шляпы, лицо перепачкано грязью, словно он сам стрелял из ружья. – Послать еще людей?
Веллингтон ненавидел осады. Он умел терпеливо выжидать, когда это необходимо, когда можно заманить врага в ловушку, но осада – другое дело. Рано или поздно приходится посылать войска в одну узкую губительную брешь, и единственный способ избежать этого – измором вынудить врага к сдаче. На что нет времени. Город надо взять.
Шарп! На секунду генералу захотелось свалить вину на Шарпа, который сказал, что бреши проходимы. Но Веллингтон сразу прогнал эту мысль. Стрелок сказал то, что Веллингтон хотел от него услышать, и не скажи он этого, все равно пришлось бы идти на штурм. Шарп! Будь у Веллингтона тысяча Шарпов, он мог бы овладеть городом.
Генерал мрачно вслушивался в звуки сражения. Французы торжествующе кричали – они явно брали верх. Можно отойти от стен и отправить депутацию под белым флагом, чтобы вынести раненых и убитых, а можно послать еще людей в надежде переломить ход сражения. Город надо взять! Иначе Веллингтон не сможет этим летом двинуться на Испанию, к Пиренеям, и Наполеон получит еще год власти.
– Посылайте!
Посылайте в пасть чудовищу, которое пожирает его армию, его замечательную армию, – но чудовище надо кормить, покуда оно не лопнет. Можно собрать поредевшие батальоны, дождаться подкрепления, однако без Бадахоса победы не будет. Чертовы инженеры! В Британии полно минеров, в одном только Корнуолле сотни, но ни одного в армии; у него нет саперных рот, чтобы подвести под бастионы подкопы и взорвать французов ко всем чертям. Может, стоило перебить гарнизон Сьюдад-Родриго, выстроить по десять человек и расстрелять, а тела оставить разлагаться во рву, чтобы всякий француз, вздумавший оборонять крепость, знал, что его ждет жестокая месть?.. Веллингтон не мог тогда отдать подобный приказ, как не сможет сделать это и здесь, если британцы победят.
Если.
Генерал раздраженно обернулся к адъютантам; факел, который держал в руке лорд Марч, выхватывал из тьмы его заострившееся лицо.
– Есть известия от Пятой?
Марч ответил тихо, не желая усугублять дурные новости:
– Должны были уже штурмовать. Генерал Лейт шлет свои извинения.
– К чертям его извинения. Почему он опаздывает?
Пуля на излете задела лошадь, та встрепенулась; генерал похлопал ее по шее, успокоил. Лейт опаздывает, гарнизон Сан-Висенте уже на ногах, а Пиктон обольщается, если рассчитывает приставить к стене свои длинные лестницы. Пробиваться надо здесь, в юго-восточном углу, через охваченный пламенем ров.
В озаренном преисподними отблесками городе загробно ударил соборный колокол. Одиннадцать. Веллингтон поглядел на темное небо и снова на огонь. «Еще час, джентльмены, еще час». А что потом? Поражение? В аду чудес не бывает.
Французы на стенах умерили стрельбу. Они наполнили ров мертвецами и теперь слушали доносящиеся снизу крики и стоны. Штурм, похоже, захлебнулся, и канониры потягивались, споласкивали лица водой из ведер, где мочили банники, и смотрели, как им подносят боеприпасы. Французы не ждали от британцев нового приступа. Да, кто-то взобрался на брешь, один даже добежал до сабельных лезвий, и что толку? Бедняги! Что за радость теперь выкрикивать оскорбления?
Суровый обветренный сержант облокотился на пушечное колесо, поежился:
– Черт! Хоть бы они перестали стонать!
Некоторые украдкой курили, прячась от офицеров в глубине пушечных амбразур. Один перегнулся через пахнущий едким порохом пушечный ствол, заглянул в ров.
Сержант
