Андрей Посняков - Меч времен

– Мисаил! Мисаиле!!! — из толпы собравшихся рванулись вдруг двое парней… чернявый и рыжий… Авдей и Мокша!!!

Обнимая их, Миша аж прослезился:

– Господи… господи… живы… Постойте-ка! А Марья где? Она ж с вами шла, с вами…

– Да с ними, с ними… — знакомый голос зазвучал позади, за спиною. — Жду не дождусь, когда меня так, как их, прижмешь, господине…

Михаил оглянулся… Господи… Марьюшка!

Глава 13

Сентябрь 1240 г. Обонежский ряд

Лужа

Аще кто с робою своею блуд сотворит…

Она ждала его в предбаннике, распаренная, нагая, счастливая. Марья-Марьюшка, раба. Уж конечно, Миша был очень доволен… и вовсе не любовными утехами — хотя и они, надо сказать, вовсе не были лишними — но главное все-таки было не это — радость наполняла сердце: и Марьюшка, и ребята нашлись — вот они, живы, здоровы, веселы! Никуда не сгинули, не затерялись, не утонули в болотах. Для Михаила эти люди были свои. Свои… Пожалуй, пока единственные, кого можно было бы называть так в этом мире. Мокша, Авдей, Марьюшка… А кроме них? Ну, лодочники с Федоровского вымола, хорошие, добрые парни — однако ж это так — друзья-приятели, как вот и Василий Нежданов сын.

Марья… а ведь, похоже, запала девка. Запала… Говоря откровенно, Мише-то это было до лампочки — ну не испытывал он к ней никаких серьезных чувств. Так, переспать пару раз по обоюдной приятности — не более… А вот Марьюшка — по всему видно было — совсем иначе считала. Ну, ее дело… Мысли такие Михаил от себя гнал. Еще не хватало — влюбиться. О доме надобно думать, о возвращении.

Кстати, в суматохе встречи как-то не сразу заметилось отсутствие Страшка. Исчез куда-то, сгинул — скорее всего, староста сплавил его подальше от Мишиных глаз. Сам же остался, ходил нагло — да и чего ему было опасаться? Кто тут что смог бы доказать, и, главное — кому? Ни Авдей, ни Мокша покуда особой силы в вотчине не имели. Так что чувствовал себя староста Нежила вполне спокойно, уверенно, с Мишей разговаривал, улыбаясь — какой такой стыд, божья роса. А вот помощник его — молодой кудрявый парень по имени Кирьян, кстати, недавно женившийся, Михаилу понравился — добродушный и, судя по всему — честный малый, явно пользующийся уважением. Вот такого бы и в старосты!

Собирались на Долгое озеро. Михаил с Василием, рана которого уже начала подживать, с ними и парни — Авдей с Мокшей. Все честь по чести — испросили разрешенья у старосты проводить давних друзей в Заонежье. А Нежила тому и рад — пущай проваливают, лишь бы больше не возвращались. Вслух, конечно, ничего такого не говорил — улыбался. Ух, до чего ж мерзкий, пакостный человечишко, Миша хотел уж было рассказать все парням, да по совету Василия передумал — нечего тут отношения осложнять, лучше уж потом сказать, на обратном пути.

Браслетики синенькие, путь к любушке своей указующие, Василий Нежданов сын уже после Ладоги стал находить, а до Ладоги путь — знакомые корабельщики подсказали. Туда, мол, людокрадам самое милое дело — к югу-то какие-то страшные мунгалы, ну их, опасно — этак и самому можно в рабство попасть запросто, вместе с товаром. А Ладога, что ж — путь оттуда и в емь, и в корелу, и в свейские земли, и в Заонежье, Заволочье, на Терский берег. Справные девки везде нужны.

Василий в Ладоге еще понаводил справок, узнал про путь по Сяси-реке, туда и двинулся, наняв узкий быстрый челнок — прям сразу за биричем и плыл, не торопясь да поспешая. А как первый-то браслетик увидал, екнуло сердце. Понял — на верном пути, на верном! Теперь вот, на Долгое озеро путь тот лежал. И Михаил был тому рад — хоть у кого-то еще есть к тому починку дальнему искренний интерес.

Туда-сюда — а прособирались дней пять: покуда рана поджила, покуда Мокша с Авдеем освободились, покуда… в общем, хватало в вотчине дел. И крышу на овине срочно надобно перекрыть, и столбы на конюшне подправить и хлев перебрать по бревнышку — работы много.

Наконец, собрались уже. Нежила, гад, улыбался довольно, правда, проводника не дал, сказал — все на север, по дороге до Харагл-озера, а там — на восход солнца, недолго. Мокша с Авдеем, конечно, местных стежек-дорожек еще не ведали, но тропу на Харагл-озеро знали, уверяли — найдем!

Перед дорогой истопили баньку, помылись, а после, к закату ближе, Марьюшка зазвала Мишу в луга. Просто так, прогуляться.

Чудные были луга — заливные, многотравные, желтые от лютиков и купальниц. Вокруг — липовые и березовые рощицы, ельники, река. Чуть дальше начинались леса, густые чащобы, урочища, впрочем, лес тут и не заканчивался нигде, простирался изумрудно-голубоватой дымкой, как Вселенная, без конца и без начала.

– Хорошо здесь, — усевшись в траву, Марья плела венок. — Благостно. Все кругом свои, не чужие… Староста Нежила, правда, старичина въедливый, вредный — всю работу самолично проверит да поворчит: то не так, это не этак. Но он ведь и должен ворчать, раз староста… Эх… Мисаиле…

Девушка прижалась плечом, и Миша ласково погладил ее по волосам:.

– Чего тебе?

– А правда, что ты здесь, в вотчине, тиуном будешь? Так Авдей с Мокшей бают.

Михаил усмехнулся:

– Вот у них и спроси.

– Хорошо бы, коли так. Радостно.

Марья прижалась теснее, и Михаил, обняв девушку, принялся с жаром целовать ее в губы…

– Ах… — негромко вскрикнула Марьюшка. — Сладко как… ах… Жарко! Я в поту вся… Пойдем, выкупаемся!

– Так холодно же!

– Да мы быстро…

– Ну пойдем…

Оба наперегонки бросились к озеру, на ходу сбрасывая одежду. Пробежались по узкой полоске песка и — бултых! — в воду… Словно морозом ожгло! Да-а-а!!! Не лето уже, не лето…

– Брр!!! — немного проплыв, Миша выскочил из воды, зябко обхватывая себя руками.

– Что, замерз? — Марьюшка брызгалась, смеялась…

Потом тоже выбежала на берег…

Михаил обнял ее, погладил, поцеловал… И оба повалились в траву, душистую, мягкую, с желтоватыми проплешинами осени.

Такие же стояли кругом и деревья, еще зеленые, но уже тронутые золотыми осенними прядями. Высоко, в синем небе, курлыкали журавли, улетая далеко к югу. Совсем рядом, в рощице, порывы ветра шевелили папоротники — большей частью зеленые, однако попадались уже и желтые, и багряные…

– Ты красивая, Марьюшка, — Михаил ласково погладил девушку по спине. — И хорошая… да-да, очень хорошая.

Девчонка ничего не ответила — лишь блаженно зажмурилась, да прижалась крепче… Вот хотела что-то сказать… нет, промолчала.

А солнце уже зашло, скрылось за дальним лесом, и только вершины сосен горели закатным пожаром. Холодало, у самой воды начинал уже стелиться туман. Да, не лето… не лето…