Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.
— Мы просто пойдем на север, пока там не будет ни одного француза, а затем повернем на восток. — Он бросил недобрый взгляд на пленного француза. — Вам нужен ваш пленник? — спросил он Шарпа.
— Мне нужна его лошадь.
Испуганный молодой француз пытался отвечать на вопросы Шарпа, но либо мало знал, либо умело скрывал то, что знает. Он сказал, что Наполеон, как он думает, был вместе с войсками по дороге на Брюссель, но он лично его не видел. Он не знал о каком-либо наступлении дальше, чем до городка Монс.
Циглер не хотел, чтобы его продвижение тормозил пленник, поэтому велел французу снять сапоги и мундир, затем приказал своему сержанту разрезать подтяжки на его брюках.
— Иди прочь и радуйся, что я тебя не убил! — Француз, босой, придерживая спадающие брюки, устремился на юг.
Циглер протянул Шарпу кусок колбасы, вареное яйцо и кусок черного хлеба.
— Удачи, англичанин!
Шарп поблагодарил его. Он залез на лошадь драгуна и взял свою уставшую кобылу под уздцы. Он считал, что к этому времени генералы союзников уже знают о французском наступлении, но все равно долг оставался долгом, поэтому Шарп, махнув пруссакам на прощание рукой, поехал докладывать об увиденном.
Глава 4
На западе появились тучи. Испарения с северного моря медленно плыли на восток, собираясь над берегом в грозовой фронт. Фермеры беспокоились, что сильный дождь побьет всходы.
У прусского майора подобных мыслей не возникало, его послали в Брюссель с новостями о французском наступлении. Депеша также описывала поражение прусского гарнизона в Шарлеруа, который отошел не к Брюсселю, а на северо-восток, где сосредотачивались главные силы прусской армии. Эти сведения были жизненно необходимы британским и голландским войскам, им требовалось знать место сбора прусских войск.
Майор проскакал тридцать две мили. Был солнечный жаркий день, а он был весьма толст и сильно устал. Первые пять миль он страшно боялся, ожидая, что из-за каждой изгороди на него вот-вот бросятся драгуны, но затем успокоился и перешел на шаг. Через час он достиг маленького придорожного отеля, стоявшего на вершине небольшого холма и, повернувшись в седле, увидел, что от отеля открывается отличный вид на дорогу до горизонта, и он сможет заметить французов задолго до того, как те станут представлять угрозу. На дороге не было никакого движения кроме человека, перегоняющего стадо из восьми коров с одного пастбища на другое.
Майор слез с седла на землю и привязал лошадь к коновязи. Он сносно говорил по-французски и с удовольствием обсудил меню с миловидной служанкой, подошедшей к его столику. Он остановился на жареном цыпленке с овощами, яблочном пироге и сыре. Также майор потребовал бутылку красного вина, но не обычного, а получше.
Светило солнце, в полумиле к югу, на лужайке, косари делали свою монотонную работу, а еще дальше за полями и лесами в небо поднималась пыль. Ее поднимали сапоги целой армии, однако отдыху майора ничего не угрожало, и он решил, что нет смысла торопиться, особенно раз его ждет жареный цыпленок. Он уже подрумянился и истекал жиром. Когда девушка принесла майору пирог, он спросил ее, не идет ли сам Наполеон.
— Не волнуйтесь, дорогой мой. Не волнуйтесь.
* * *К северу от майора, в Брюсселе, подразделению шотландских гайлендеров приказали отправляться в дом герцога Ричмондского и развесить в бальной зале бельгийские флаги. Перед тем как подадут ужин, шотландцы должны будут станцевать гостям.
Лейтенант шотландцев попросил поднять люстру, чтобы освободить пространство для танцоров и их сабель. Герцогиня, желавшая, чтобы все прошло великолепно, настояла на репетиции.
— Вы принесли волынки? — спросила она.
— Да, конечно, ваша милость.
Это добавило герцогине повод для беспокойства: как дирижер оркестра узнает, когда надо остановиться, чтобы волынки начали играть.
Ее муж заверил герцогиню, что и оркестр и волынки, несомненно, сами разберутся и высказал мнение, что герцогиня может смело оставить организацию бала тем, кому и платят за это, но герцогиня настаивала на том, что должна сама все контролировать. Еще она настоятельно попросила мужа попросить принца Оранского не приводить на бал подполковника Ричарда Шарпа.
— Кто такой Шарп? — спросил герцог, взглянув поверх «Таймс»
— Он муж девушки Джона Розендейла. Я опасаюсь, что она придет на бал. Я пыталась запретить Джону приводить ее, но он влюблен до безумия.
— И этот Шарп ее муж?
— Я же сказала тебе, Чарльз. Он также помощник Стройного Билли.
Герцог усмехнулся.
— Шарп — полный дурак, если позволил такому идиоту как Джон Розендейл наставить себе рога.
— Именно поэтому я и прошу тебя поговорить с принцем Оранским. Мне сказали, что этот Шарп грубиян и неотесанный чурбан и очень вероятно, что он убьет Джонни.
— Если он такой грубиян, дорогая, то, несомненно, ему не захочется быть на твоем балу. И я определенно не собираюсь просить принца Оранского. Этот молодой дурень обязательно притащит Шарпа если решит, что тот навлечет неприятности. Не надо будить спящую собаку, дорогая.
Но не в характере герцогини было оставлять что-либо на произвол судьбы, если она могла на это повлиять.
— Возможно, мне следует поставить в известность Артура?
Герцог положил газету на стол.
— Не станешь же ты беспокоить Веллингтона из-за двух идиотов и их шлюхи.
— Ну, если ты так считаешь, Чарльз.
— Да, я так считаю. — Газета снова поднялась, показывая, что разговор закончен.
* * *Если бы еще один пребывающий в Брюсселе английский герцог — Веллингтон, узнал, что Ричмонд уберег его от беспокойства насчет герцогини, он был бы весьма благодарен: у командующего британской и голландской армиями хватало поводов для беспокойства и без этого. И самой малой из них был голод. Из горького опыта герцог знал, что ему придется столько разговаривать на этом балу, что его ужин неминуемо остынет. Поэтому он распорядился, чтобы в три часа пополудни ему подали кусок жареной баранины.
Затем, заметив, что на западе собираются тучи, он совершил прогулку по Брюсселю. Во время прогулки он старался выглядеть жизнерадостным, ибо знал, что жители Брюсселя симпатизируют французам, и любой признак беспокойства войск союзников они расценивали как упадок духа британско-голландских войск.
А боеготовность этих войск была главной из беспокойств герцога. На бумаге их численность составляла девяносто тысяч человек, но надежными из них являлась едва ли половина.
Ядром армии Веллингтона была пехота. У него было тридцать батальонов красномундирников, однако лишь половина из них принимала участие в испанской кампании, а надежность остальных была неизвестной. У него имелось несколько превосходных батальонов Немецкого Королевского Легиона и еще несколько полных энергии войск из Ганновера, но вместе немецкая и британская пехота насчитывала менее сорока тысяч человек. Их дополняли голландско-бельгийские войска, числом чуть более сорока тысяч человек, и на них герцог не полагался полностью. Многие из них воевали за Императора и все еще носили императорские мундиры. Король Нидерландов убедительно заверил герцога, что бельгийцы будут сражаться, но вот за кого, Веллингтон сказать не мог.
Герцог располагал также и кавалерией, но Веллингтон не верил в кавалерию, ни в британскую, ни в голландскую. Немецкая кавалерия была великолепна, но слишком малочисленна, а вот британская кавалерия — это просто кучка верховых идиотов: слишком дорогие войска из напыщенных, склонных к безрассудству людей, совершенно незнакомых с понятием о дисциплине. По мнению герцога, голландско-бельгийская кавалерия могла хоть сегодня собирать вещички и валить домой.
Итак, у него было девяносто тысяч человек, из которых лишь половина могла нормально сражаться, и ему предстояло выставить их против ста тысяч ветеранов Наполеона. Наполеоновские ветераны, обиженные правлением Бурбонов, с радостью приветствовали возвращение Наполеона и стекались под его орлы. Французская армия, которая, как все еще считал герцог, скапливается у южных границ, являлась лучшей из тех, что когда-либо имел Наполеон. Каждый в этой армии когда-либо воевал, каждый был прекрасно экипирован, и каждый горел желанием отомстить всем, кто унизил Францию в 1814 году. И хотя герцог имел причины беспокоиться, он прогуливался по рю-Рояль с бодрым выражением лица, чтобы его отчаяние невольно не придало врагу смелости. Также герцог надеялся на то, что его армия не будет вынуждена сражаться с Наполеоном в одиночку, ведь неподалеку стоят прусские войска герцога Блюхера. Если британские и прусские войска воссоединятся, они победят, в противном случае, опасался герцог, они оба будут уничтожены.
