Вера Космолинская - Смех баньши
— Что-то сдается мне, дело тут будет нечисто, — поделился сомнениями Гамлет.
— Явится вепрь из Корнубии[7], — сказал я мечтательно, цитируя одну хронику, — и растопчет своими копытцами их выи… Комментаторы всегда считали, будто вепрь из Корнубии — это Артур, который растопчет саксов, так как по матушке он происходит из Корнуолла. Но может, нам придется пересмотреть историю? По крайней мере, в этом варианте? — Мой взгляд упал на белого щенка, подергивающего ушками-лопушками. — Галахад, а почему, собственно, ты назвал его Кабалом? Или мне послышалось?
Фризиан пожал плечами, прилаживая на шею псу импровизированный ошейник из каких-то плетеных ремешков.
— Не послышалось. Я просто выкрикнул первое, что пришло в голову. А в голову пришло легендарное имя — Кабал, пес Артура, чей след, отпечатавшийся на камне, вошел в список «Див дивных Британии». Ну скажите мне, что может быть легендарней натуральной адской гончей?
Я усмехнулся.
— Даже собаке вы дали легендарное имя. А что будем делать с настоящим Артуром или настоящим Кабалом? — Очень уж тут все походило на легенды, это начинало как-то странно действовать на голову.
— Да какая разница, — поморщился Олаф. — Да и где твой Артур? Зато один Константин чего стоит. Чудное местечко мы нашли — стоит того, чтобы, может быть, застрять тут навеки.
Меня разбудил кошмар — по мою душу пришел броненосец-переросток, чья бабушка как пить дать согрешила с пауком-тарантулом. На всякий случай я нашел сачок покрепче, а потом дал себе команду немедленно проснуться. Слава богу, удалось и сачок не понадобился. Я немного поломал голову над тем, куда же подевался этот сачок, потом ко мне стало возвращаться чувство реальности. Темнота, тишина, если не считать того, что кто-то рядом похрапывал, обстановка самая умиротворяющая. Я немного полежал с открытыми глазами, чтобы не вернуться во сне к только что оставленному сценарию. Хотя, это было почти безнадежно — если начинает что-то такое сниться, скорее всего, вся ночь будет испорчена, как были испорчены почти все ночи с некоторых пор. И трудно было поверить, что когда-нибудь это пройдет. Впрочем, понемногу привыкалось, но как обычно, проснувшись так, я начинал тихо беситься от ненависти, которой невозможно было дать выход. Я даже не знал в точности, что именно ненавижу — кого-то в отдельности, или просто, что такое возможно. Что очень, очень много всего возможно и есть — во всех абсолютно мирах. И к этому тоже оставалось только привыкнуть. Я погладил лежавший рядом меч. Оружие всегда успокаивает, так уж мы устроены. Холодное железо и впрямь отгоняет призраков. Избавляет от чувства бессилия. Даже перед тем, перед чем никто из нас не властен.
По крайней мере, сегодня не было «смеющейся баньши». Даже жалко — она вносила в эти пробуждения свежую струю. Но она как будто осталась на «Янусе», с тех пор как мы его оставили, мне не снилось ничего похожего на чей-то ускользающий смех.
Едва слышно хрустнул сучок, будто под чьей-то ногой, старавшейся, чтобы ее не услышали. Я затаил дыхание, держа руку на мече, и вдруг страстно возжелав, чтобы невидимка приблизился, вошел, оказался врагом, и дал мне повод отвести на нем душу. Будто отвечая моим желаниям, легкие шаги прошуршали ближе. Ощущая прилив странного веселья, я огляделся — глаза уже привыкли к темноте. Сквозь плотную ткань маячила бледная тень. Я понаслаждался мыслью, что могу прикончить злоумышленника прямо через материю, но могу и подождать. А где, кстати, наша собачка? Что-то не видно, не слышно. Придется, видно, как римлянам, заводить гусей.
Полог осторожно отодвинулся. Я изготовился к убийству, почти облизываясь. Нет, конечно, сперва я постараюсь выяснить, что именно творится…
Крадущаяся скрюченная фигурка, вполне походящая на смесь броненосца-переростка в крайней степени дистрофии с пауком-тарантулом, проникла внутрь. Я мысленно огорченно вздохнул. Друид Бран. Кажется, с убийством придется повременить. Что это старичку тут понадобилось? Страдает лунатизмом?
Бран постоял немного, словно в задумчивости, оглядываясь с некоторым напряжением — свет луны сквозь ткань вместе с отблесками недалекого костра не лучшее подспорье для старческих глаз. Потом он извлек из складок своей хламиды какой-то мешочек и, развязав его, сунул внутрь руку. До меня донесся странный терпкий аромат: сушеные травы, пряности и дым… и плотные тени в дыхании затхлых болот, стыдливо накрытых густой непрозрачной вуалью, чарующей тайной в пристанище вечного сна…
Друид вытащил руку из мешочка и, держа в ней что-то, наклонился над Олафом, мирно посапывающим ближе всех к нему. Ну, берегись, друид!.. Моментально придя в ярость, я подскочил, будто напружиненный, и приставил меч к шее незваного гостя.
— Что ты здесь делаешь, друид?! — Бран застыл в полусогнутом положении. — Только попробуй просыпать свой порошок, и я за себя не отвечаю! — предупредил я достаточно громко, чтобы разбудить друзей, не перебудив при этом весь лагерь. Они зашевелились, послышался легкий скрежет доставаемых не то мечей, не то кинжалов.
— Какого дья?.. — сонно возмутился Гамлет, и взвизгнул от неожиданности. — А это еще кто?
Конструктивно мыслящий даже спросонья Фризиан начал шумно терзать кремень, высекая искру. Вскоре что-то у него затлело в маленькой медной жаровенке, куда он подбросил пару щепок; и он хмуро посмотрел на жреца, моргая от света и приглаживая взъерошенные волосы. Олаф сидел с мечом на коленях и протирал глаза.
— А, друид, — мрачно сказал Фризиан. — А где наш пес?
Бран посмотрел на него глазками-бусинками и поперхнулся шальным смешком.
— Он мирно дремлет на сытый желудок. Никто его не учил не брать еду у чужих… Не бойтесь, юноши! Зла я вам не желаю! Да и к чему вам адский пес? Вы и сами псы хоть куда — не подойди, да не тронь, — рассудил он, косясь на мой меч.
— Пойду-ка, гляну, — сказал Фризиан еще мрачнее и одарил друида тяжелым взглядом, прежде чем выйти на воздух. Полог он оставил откинутым, для лучшего проветривания.
Олаф поглядел на сжатый кулачок друида, слегка потянул носом и нахмурился.
— Занятно, — пробормотал друид. — Сдается мне, вы кое в чем толк знаете. Хотел бы я знать — откуда.
— Чутье подсказывает, — ответил я.
Гамлет тихо чихнул, прикрывая нос.
— Травки, травки — белена, мак, дурман и конопля, мандрагора, волчий корень и другая ерунда… — проворчал он. — Ты поосторожней, друид. Эрик за такое и правда убить может. Прямо с цепи срывается, если ему втемяшится, что кто-то хочет помутить ему рассудок.
— Ну да, — фыркнул друид, — вы же у нас христиане. Все равно, меня вам бояться нечего. Может, уберешь свой меч? Я же безоружен.
