Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13
— Его высочество и герцог Бакингем весьма благоволят лорду Дэлгарно, как мне кажется? — заметил золотых дел мастер.
— Да, это так, — ответил граф. — Дай бог, чтобы это было на пользу всем троим. Принц справедлив и беспристрастен в своих чувствах, несмотря на холодные, надменные манеры, и очень упрям в достижении самых пустячных целей, а герцог, смелый и благородный, великодушный и откровенный, в то же время вспыльчив и честолюбив. Дэлгарно не обладает ни одним из этих пороков, а его собственные может исправить общество, в котором он вращается. А вот и он.
Лорд Дэлгарно показался в глубине аллеи и медленно шел по направлению к скамейке, на которой сидел его отец со своими гостями, так что Найджел мог на досуге рассмотреть его лицо и фигуру. Он был одет с почти чрезмерной тщательностью; роскошный костюм по моде того времени выгодно оттенял его молодость — на вид ему было лет двадцать пять, — его благородную осанку и тонкие черты лица, в котором нетрудно было обнаружить сходство с мужественной внешностью его отца, смягченной, однако, более привычным для него выражением придворной учтивости, которой непреклонный граф редко удостаивал окружавших его людей. У него были любезные и непринужденные манеры, чуждые гордости или церемонности, и, уж конечно, его никак нельзя было обвинить в холодной надменности или в необузданной вспыльчивости; таким образом, отец Дэлгарно был прав, когда говорил об отсутствии у него тех пороков, которые он приписывал характерам принца и его фаворита, герцога Бакингема.
В то время как старый граф представлял сыну своего молодого знакомого, лорда Гленварлоха, выражая надежду, что он обретет его любовь и уважение, Найджел пристально наблюдал за лицом лорда Дэлгарно, стараясь обнаружить в нем признаки того скрытого нерасположения, на которое, видимо, намекал король в одном из брошенных вскользь замечаний, нерасположения, вызванного столкновением интересов могущественного герцога Бакингема с интересами его нового друга. Но он не смог обнаружить ничего подобного. Напротив, лорд Дэлгарно встретил своего нового знакомого с чистосердечной искренностью и любезностью, которая сразу завоевывает сердце бесхитростной юности.
Едва ли нужно говорить о том, что его искренние и дружественные слова с радостью были восприняты Найджелом Олифантом. В течение многих месяцев обстоятельства лишали двадцатидвухлетнего юношу возможности беседовать со своими сверстниками. Когда после внезапной смерти отца он вернулся из Нидерландов в Шотландию, он оказался, по-видимому, безнадежно запутанным во всяких судебных делах, которые грозили привести к утрате его родового поместья, служившего опорой для унаследованного им титула. Искреннее горе в дни траура, оскорбленная гордость, чувство горечи от неожиданного и незаслуженного несчастья, а также неуверенность в исходе тяжбы — все это заставило молодого лорда Гленварлоха вести во время пребывания в Шотландии весьма уединенный и скромный образ жизни. Читатель уже знает, как он проводил время в Лондоне. Но эта печальная и замкнутая жизнь не соответствовала ни его возрасту, ни его веселому, общительному нраву. Поэтому он с искренней радостью откликнулся на изъявления дружбы молодого человека его возраста и звания, и после того как он обменялся с лордом Дэлгарно несколькими словами и знаками, при помощи которых, так же как при помощи масонских знаков, юноши узнают взаимное желание понравиться друг другу, казалось, что оба молодых лорда давно уже знакомы.
Как раз в тот момент, когда между двумя юношами установилось это молчаливое взаимопонимание, в аллее показался один из слуг лорда Хантинглена, с торжественным видом сопровождавший какого-то человека в черном клеенчатом плаще, следовавшего за ним довольно быстрым шагом, если принять во внимание, что в соответствии со своими представлениями о почтительности и приличии он согнул тело параллельно горизонту с того момента, как увидел общество, перед которым должен был предстать.
— А это что еще за чучело гороховое, — воскликнул старый лорд, сохранивший отличный аппетит и нетерпеливость шотландского барона, несмотря на длительную разлуку со своей родиной, — и почему это повар Джон, чтоб ему провалиться, опаздывает с обедом?
— Мне кажется, мы сами виноваты в появлении этого непрошеного гостя, — сказал Джордж Гериот. — Это стряпчий, которого мы хотели видеть. Подними-ка голову, любезный, и взгляни нам прямо в глаза, как подобает честному человеку, а не лезь на нас с опущенной башкой, словно таран.
Стряпчий поднял голову, подобно автомату, повинующемуся внезапному толчку спущенной пружины. Но как это ни странно, ни поспешность, с которой он выполнил приказание своего покровителя, явившись по делу, как было указано в послании мейстера Гериота, весьма важному и не терпящему отлагательства, ни даже опущенная чуть ли не до земли голова и согбенная поза, которую он, несомненно из смирения, принял с той минуты, как ступил на землю графа Хантинглена, не могли вызвать краску на его лице. От быстрой ходьбы и неудобной позы на лбу у него выступили капли пота, но его щеки по-прежнему были бледны как воск, и, что было еще удивительнее, даже его волосы, когда он поднял голову, свисали по обеим сторонам лица такие же прямые, гладкие и аккуратно причесанные, как в тот момент, когда он, сидя за своей скромной конторкой, впервые предстал перед взором наших читателей.
При виде этой нелепой пуританской фигуры, напоминавшей обтянутый кожей скелет, лорд Дэлгарно не мог удержаться от приглушенного смеха и шепнул на ухо лорду Гленварлоху:
— Пусть дьявол закоптит тебя, бездельник!Гусиная душа, с чего ты сталБелей сметаны? [62]
Найджел слишком мало был знаком с английским театром, чтобы понять цитату, ставшую в Лондоне уже ходячей поговоркой.
Лорд Дэлгарно увидел, что его не поняли, и продолжал:
— Судя по физиономии, этот молодец либо святой, либо лицемерный плут, а я такого мнения о человеческой натуре, что всегда подозреваю худшее. Но, кажется, они заняты серьезным делом. Не хотите ли прогуляться со мной по саду, милорд, или вы предпочитаете участвовать в этом важном совещании?
— Я охотно пройдусь с вами, милорд, — ответил Найджел, и они уже повернулись, чтобы идти, когда Джордж Гериот, со свойственной его профессии педантичностью, заметил, что «так как это дело касается лорда Гленварлоха, ему лучше было бы остаться, чтобы основательно ознакомиться с ним и участвовать в его обсуждении».
— В моем присутствии нет никакой необходимости, мой дорогой лорд… и мой лучший друг, мейстер Гериот, — сказал молодой аристократ. — Я все равно ничего не пойму и буду лишь мешать вам своим невежеством в подобных делах; я только смогу сказать в конце, как я говорю сейчас, вначале, что я не дерзну взять кормило из рук бывалых кормчих; они привели мой корабль ко входу в тихую гавань, которую я уже не надеялся увидеть. Я скреплю своей подписью и печатью все, что вы найдете нужным предложить мне, а краткое объяснение мейстера Гериота, если он ради меня возьмет на себя этот труд, гораздо лучше познакомит меня с содержанием этих бумаг, нежели тысяча ученых слов и судейских выражений столь искусной особы.
