Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке
— Когда я смогу с ним увидеться? — Лыонг прикурил от фитилька сигарету.
— Завтра с утра и отправимся, — ответил Танг, прислушиваясь к шуму воды.
— Я смогу у тебя переночевать?
— Конечно.
Фюмроль не слишком удивился, когда застал у себя в саду Жаламбе. После сайгонского инцидента они, правда, старались пореже попадаться друг другу на глаза, но в последние дни наметилось определенное потепление. Инициативу проявил Господин Второе Бюро. В «Метрополе», куда по старой памяти Фюмроль заглядывал выпить рюмку-другую «касси», Жаламбе как-то подсел за его столик. «Хватит дуться, маркиз, — сказал он, протягивая руку. — Давай забудем нашу маленькую ссору. Мы оба тогда хватили через край». Фюмроль в ответ только плечами пожал, но Жаламбе, решив, видимо, что добрые отношения восстановлены, проявлял с тех пор подчеркнутое дружелюбие. Встречались они по-прежнему редко, но при встречах обменивались рукопожатием.
— Входи, — посторонился Фюмроль, толкнув дверь ногой.
— Может, на ветерке посидим? — Жаламбе с, жадностью вдохнул ночную свежесть. — Надо ловить минуты без дождя. Скорей бы проходили эти чертовы муссоны.
Они прошли в беседку, увитую вьющимися розами. Старая китаянка, которую Фюмроль взял почти что с улицы, включила свет и замерла в ожидании.
— Есть будешь? — спросил Фюмроль, рухнув в плетеное кресло.
Встав на колени, китаянка сняла с него ботинки и убежала в дом за горячими салфетками.
— Где ты отыскал это чучело? — поинтересовался Жаламбе. — Неужели не нашлось помоложе? Сказал бы мне, что ли…
— Есть будешь? — Фюмроль повторил вопрос. — Сиси, — поблагодарил он китаянку, с наслаждением вытирая лицо.
— Ты и по-китайски умеешь? — Жаламбе уважительно причмокнул. — Скажи своей крокодилице, чтоб принесла папайи. Я на ночь не ем.
— Так, чему обязан? — поинтересовался Фюмроль, поливая соком круглого лимончика роскошную ярко-оранжевую плоть папайи.
— Есть предложение, — не обращая внимания на сухой тон хозяина, Жаламбе разлил анисовую. — Тебе с водой?
— Какое? — все так же отчужденно спросил Фюмроль, внимательно следя за тем, как белеет в стакане пахучая жидкость.
— На той неделе лечу в Сайгон. Могу и тебя захватить.
— Встречать японцев? — криво улыбнулся Фюмроль и отрезал: — Нечего мне там делать.
— Ну и глупо! В Кохинхине сейчас настоящий рай. Елисейские поля, бар «Голубой бриллиант», — развалившись в кресле, Жаламбе принялся живописать прелести сайгонской жизни. — Свежайшие овощи из Далата, вот такие лобстеры! — он отмерил до локтя. — А уж «говорящие хризантемы», о-ла-ла! — закатил глаза к потолку. — Один раз увидеть и умереть. Я знаю прелестное местечко — «Дворец пятисот девушек» называется…
— Погоди, — властно пресек его излияния Фюмроль. — Ты за этим пришел?
— Не хочешь, не надо, — сплюнул Жаламбе. — Думал, тебя заинтересует, — он сделал обиженное лицо. — А зашел я без всякой задней мысли. Выпить по старой дружбе, поболтать. Мне противно, маркиз, когда всякая шваль болтает о наших с тобой отношениях. Пусть заткнутся, в конце концов. Мы работаем рука об руку, и у нас нет проблем.
— Положим, проблем у нас хватает. Да и работаем мы не вместе, а скорее друг против друга. Я не то чтобы этому радуюсь, просто такова жизнь.
— Интересно, — дернул щекой Жаламбе. — Лично я против тебя не играю.
— Лично! — усмехнулся Фюмроль. — Какие уж тут личности… Слыхал анекдот о дураке, который одновременно ставил и на красное и на черное?
— Считаешь, это про нас?
— Угу, — кивнул Фюмроль. — Каждый из нас радуется очередному выигрышу, а вся команда проигрывает.
— И команда эта, разумеется. Французская-республика? Идеалист маркиз героически пытается спасти для нее Индокитай, а какая-то сволочь из второго бюро портит ему всю игру. Браво! — Жаламбе поаплодировал. — Выходит, я продался японцам?
— Скажем лучше — капитулировал. И не ты один.
— Не надоело паясничать? Пора наконец взглянуть правде в лицо, милый майор. Вместо того, чтобы благодарить маршала…
— Позволь! — Фюмроль сделал отстраняющий жест. — Я ни слова не сказал про господина Петэна. Про новую Францию — тоже. Так что не надо меня провоцировать.
— Делать мне больше нечего. — Жаламбе залпом допил свой стакан. — Зато я, если позволишь, скажу. Да, мы должны благодарить маршала за то, что он вытащил нас из пекла. Пусть многое безвозвратно потеряно, но хоть что-то все-таки удалось сохранить. И даже не это главное. Франция больше не жалкая жертва, она теперь в лагере сильных — вот что важно!
— Ты случайно не Адольфа Шикльгрубера имеешь в виду? — Фюмроль вцепился в плетеные прутья и усилием воли поборол желание швырнуть бутылку в маячившую напротив потную физиономию. Но Жаламбе, казалось, доставляло удовольствие дразнить его.
— Почему бы и нет, маркиз? Ты только посмотри, где сейчас Гитлер! Он уже оттяпал изрядную часть России и рвется к Москве.
— И русские, я слышал, — Фюмроль прикрыл глаза и мертвенно улыбнулся, — объявили свою столицу открытым городом, а правительство перевезли на Черноморское побережье.
— Кто сказал тебе подобную чушь? — попался на крючок Жаламбе.
— Чушь? — подавив мгновенный порыв, Фюмроль сделался необыкновенно спокоен. — Просто я подумал, что они возьмут пример с нас. Однако нет. Эти варвары почему-то предпочитают стоять насмерть.
— А в итоге? Боши берут город за городом.
— Подождем пока подводить итог. — Фюмроль демонстративно поднялся. — Ты извини, но я хочу пораньше лечь.
— О, разумеется, — поспешно вскочил Жаламбе. — Если красным улыбнется фортуна, я не буду в претензии… Значит, не хочешь в Сайгон?
— Нет, — коротко бросил Фюмроль. — Увидимся. — У него создалось впечатление, что Жаламбе приходил пустить пробный шар. Неужели он в самом деле полагал, что Фюмроль захочет прокатиться с ним по злачным местам Сайгона? Едва ли. Не настолько он наивен. Но зачем-то он все-таки приходил? Фюмроль позвонил в колокольчик.
— Мадам Цинь, — спросил он служанку, — мною никто не интересовался?
— Никто, господин.
— Ну, а разносчики, посыльные, коммивояжеры? — Зайдя за ширмы, изображавшие муки ада, он переоделся в легкое кимоно. — Попробуйте вспомнить каждого, кто приходил к нам сегодня, вчера, позавчера. Вы с кем-нибудь разговаривали?
— Из стаба приезали сетку от гланат ставить.
— И что же?
— Сказала, господин не боится. Не надо, сказала.
— Правильно, мадам Цинь. Кто еще?
— Молочник, — она стала загибать пальцы, — плачка…
