Андрей Посняков - Мир пятого солнца
Впрочем, очень может быть – все показалось, нервы…
Рассудив так, Асотль решительно направился на окраину… И тут вдруг услышал крик. Явно женский или детский – короткий, сдавленный, словно бы кого-то душили.
Молодой человек застыл, прислушался… Крик повторился. Рядом, за кустами, послышалась какая-то возня, плохо было видно – уже начинало смеркаться и садящееся за горами оранжевое жгучее солнце било прямо в глаза.
Вот снова крик:
– Помогите!
Асотль, уже не раздумывая, бросился бежать, жалея лишь об одном, что нет при себе верного макуавитля или хотя бы обсидианового ножа.
Быстрее! Еще быстрее.
Прыжок. Теперь раздвинуть кусты… Вперед!
Вот они!
То, что он увидел, напомнило Перепелкину-Асотлю до боли знакомое действо, происходившее иногда в конце семидесятых годов во время танцев сразу за сельским клубом: трое оболтусов явно пубертатного периода – лет по пятнадцати-семнадцати на вид, – разгоряченные парой бутылок портвейна (агавовой бражки, употребление которой для ацтекского подростка – смертный грех, за который вполне можно было угодить на жертвенник), раскладывали под кустом тоже не такую уж и трезвую барышню, на вид ровесницу опоросков. Барышня, явно предчувствуя что-то нехорошее, как могла, отбивалась и верещала:
– Пустите, пустите… Не надо!
В общем, ничего интересного. Опороски, верно, еще во время праздника не совсем адекватно восприняли благосклонные взгляды девчонки, а может, и не только взгляды, а еще и улыбку – кто знает? Перпелкин за свою жизнь навидался таких девок, особенно в ранней юности: вырвутся из-под мамкиной опеки, винишка выпьют, наденут юбку по самое некуда, еще и лифчик часто специально забудут – и пошли на танцы парней смущать! А потом вот верещат: ах, помогите-спасите, изнасиловали! Изнасиловали? Да что вы! А кто вас заставлял такую зовущую юбочку надевать? Не юбочка, а какая-то ленточка, задницу и то не прикроет. Ах, вы еще и кататься с ними поехали? На мотоцикле? Ой вы, девки, и дуры. Что же теперь кричите?
Вот так, похоже, и здесь…
– Что, не дает? – облокотившись о дерево, лениво осведомился Асотль. – Плохо просите. Лаской надо, лаской!
Опороски разом обернулись, один из них выхватил из-за пояса плоскую деревянную дубинку:
– Иди куда шел!
– Что-что?
– Говорю – проваливай!
Гопота – она везде гопота, хоть здесь, у ацтеков, хоть в каком-нибудь леспромхозе: с такими говорить – только время зря тратить, лучше сразу бить. Вот это они понимают!
Асотль и не говорил больше: развернулся и прыгнул, угодил в ногой в грудь одному… Второму… У третьего выхватил дубинку да как дал по заднице! Опоросок завыл, поспешно скрываясь бегством, его незадачливые собутыльники уже давно ретировались и лишь угрожающе кричали из-за кустов. Что-то типа: вот, попадешься ты нам пьяным да связанным… Знакомая песня.
А теперь, как и принято, несчастная барышня должна броситься на грудь своему спасителю…
Нет, не бросалась. Плакала. Можно сказать, рыдала, роняя в истоптанную траву крупные, словно брильянты, слезы.
Сотник сел рядом:
– Ну что ты, не реви.
Никакого ответа, только слезы полились еще гуще.
– Да не реви, говорю же! – Асотль обнял плачущую девчонку за плечи. – Хочешь, домой тебя отведу? Поди, боишься одна?
– Да, да, если не трудно.
– Да нетрудно…
Девушку звали Моуашчиканаль, для краткости – Мо. Была она очень молода, но уже вдовица, по здешним (да и не только здешним) понятиям – вполне самостоятельная женщина, домохозяйка. Муж – какой-то важный сановник – взял ее из деревни, батюшка с матушкой преставились два года назад, во время страшного голода, да и супруг их пережил ненадолго, поскольку был уже тривиально стар, пережил трех своих жен, а вот четвертую, молодую, увы, пережить не смог, не подфартило – плохо молил богов или молил хорошо, да не тех. В общем, умер, оставив безутешной вдове просторный двухэтажный дом с красивым садом и – как не преминула похвастать Мо – двадцать рыбачьих лодок, что промышляли рыбку на озере Шочимилько, принося сей честной женщине известный доходец, можно догадываться очень даже неплохой.
– А с молодняком что связалась? – вытянув на циновке ноги, добродушно поинтересовался Асотль. – Ай-ай-ай – такая солидная женщина, можно сказать дама.
– Да какая там солидная, – хлопоча у очага (интересно, а где же слуги?), обернулась вдовушка. – Я ведь еще молода… И…
Она вдруг устыдилась, замолкла – понятно, кому же хочется откровенничать с почти что незнакомым человеком, пусть даже со спасителем? Хотя, с другой стороны, только с незнакомцами откровенничать и можно.
– То есть, я так понимаю, любви захотелось? – усмехнулся гость.
– А и захотелось?! – Резко обернувшись, вдовица стрельнула глазами.
Ох, и бойкая же! Глаза горят, грудь колесом… Нет, двумя колесами (именно так, пусть и пошло!), мощная вся, крепенькая, сразу видно – из крестьян (даже если покойный отец и староста), и как такую огонь-девку могли попытаться снасильничать? Тем более такие-то опороски?
– Познакомились на празднике, я и смотрю – парни вроде бы неплохие…
– Угу, неплохие… Когда спят зубами к стенке. – Асотль негромко расхохотался – это приключение начинало его занимать. – Значит, слово за слово, они предложили выпить, так?
– Не так. Я сама предложила.
– Иди ты! Ну ты, мать, даешь!
– У меня и бражка с собой была, в крынке…
– Постой, постой, – умилился гость. – Ты, значит, их напоила, в кусты увела… Чего ж орала-то? Этого ведь и хотела!
– Один, гад, вдруг кусаться начал.
– Кусаться?!
– Ну да… Да не в шутку, всерьез – шипел, кричал, что ему так нравится, что сейчас совсем загрызет…
– Псих, что ли? Бывает.
– Как-как ты его назвал?
– Да никак. И что – сильно покусал?
– А вон, смотри!
Мо с готовностью задрала тунику до середины бедер, а потом и выше, обнажив все, что, наверное, и хотела обнажить.
Асотль даже крякнул – вот это девка! А ведь ее действительно покусали, и сильно – на боку, на бедрах и даже на груди до сих пор белели следы зубов, а кое-где и кровило.
Прививку от бешенства надо скорей делать.
Вдовушка между тем сбросила одежку вообще. Улыбнулась:
– Жарко.
– Да и мне тоже… – Вытерев со лба пот, сотник поднялся на ноги и, погладив Мо по спине, обнял, кивая на видневшееся в соседней комнате ложе. – Ну что, пойдем?
Юная вдова не стала заставлять упрашивать себя дважды…
Она оказалась вполне даже ничего, не такой, правда, изысканной, как та же Тла-Тла, но по-деревенски непосредственной и искренней… Кстати, любила экспериментировать:
– Погладь меня здесь… А теперь там… Подожди, я повернусь…
В общем, было не скучно. Чего и следовало ожидать, по крайней мере Асотль ничуть не жалел, что не попал сегодня в храм плотской любви – неистовая в постели вдовушка сделала для этого все, молодой человек даже не ожидал подобной страсти!
