Роман Романов - Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека
Расставание с божественным единством.
Как известно, в «день седьмой» Творец расстался с сотворенным человеком, чтобы немного (тысячелетий этак тридцать-сорок) отдохнуть от него. В нашей реконструкции эта архетипическая ситуация связана, как раз, с практическим воплощением планов приручения крупного рогатого скота, оттачиваемых многими поколениями охотников-рассказчиков.
Впрочем, для этого было достаточно всего лишь, по примеру львов, отбить от стада теленочка и применить к нему такое же средство усмирения, как ранее к партнеру по священному браку. То есть просто продеть кольцо в нос, но и этого недостаточно. Затем нужно выкормить сильного быка и помочь ему занять место вожака в своей стае. Чтобы разработать сюжет и воплотить такой план понадобились многие десятки и сотни поколений, десятки тысяч проб и ошибок, мотивированных любовью как «страхом божьим». Однако приручить не просто быка, а вместе со стадом – означает быть привязанным к его природной кочевой жизни. Поэтому охотнику-победителю быка, который по правилам художественного творчества той эпохи сам становится «быком», приходится либо отказаться от очередного триумфа, что невозможно, либо забрать из прибрежного стана, похитить «божественную деву». Так рождается архетипический сюжет «похищения Европы быком» и превращения божественной девы Ио в корову.
Но для оставшейся части прежде единой части племени, именно бык, телец, слившийся с образом человека, является разрушителем божественного порядка, изгнанным падшим богоотступником, то есть сатаной. Теперь сравним с библейской символикой Ваала и средневековой христианской символикой, изображающей сатану с бычьими рогами, копытами и хвостом.
Для реконструкции происхождения языка этот завершающий момент антропогенеза важен тем, что вместе с первым социально-экономическим разделением единого и, возможно, единственного племени человеков рождаются две ветви. Степная ветвь будущих скотоводов имеет теперь возможность форсировать широкие водные преграды и даже небольшие пустыни, а оставшаяся прибрежная ветвь будущих земледельцев может в силу сакральных табу двигаться только вдоль речных и морских берегов к дельтам великих рек. Соответственно, каждая из ветвей порождает сначала два разных языка, а затем их становится все больше.
Итак, из всех общих условий и признаков глоттогенеза нам осталось разъяснить лишь еще одну аналогию, получившую не очень приличествующее название «язык-паразит». Однако эта не столь уж большая загадка требует для своего разъяснения выхода на уровень выявления и критики мировоззрения современной гуманитарной науки, которая не видит за деревьями «генов» и «нейронов» всей полноты картины. Поэтому придется посвятить этой теме еще одну, заключительную главу.
Близорукая мощь редукционизма
Как объяснить очень даже впечатляющую аналогию развития языка совместно с мозгом и развития в симбиозе двух организмов – хозяина и паразита?
Проведём умозрительный опыт. Представьте себе, что где-то над нами в параллельном «тёмном» для нас Космосе существует цивилизация, которая может наблюдать за нами с помощью очень ограниченных средств типа улавливания нейтрино, которые из-за этого на чуть-чуть опережают скорость света. (Внимание! Это художественная условность, а не очередная рабочая гипотеза. :)
Поскольку средства наблюдения весьма ограничены, то исследователи видят наш мир хоть и насквозь, но в виде фотографий со многими слоями выдержки. Так что косные неподвижные элементы на изображениях проявляются, а живые движущиеся практически нет – разве что в виде легкого облачка на месте траекторий.
В этом случае исследователи будут считать, что города, мосты, здания, дороги, машины, мебель в домах рождаются в ходе какого-то процесса, связанного с набором производственных «генов» – станков, машин, объединенных в цеха и заводы. С помощью тонких экспериментов – временно заблокировав один из «генов», например, затопив заводы в Таиланде, производящие винчестеры, исследователи убедятся, что одна из линий производственного метаболизма заглохла – стали хуже размножаться компьютеры и так далее. Изъяв из обращения другой «ген», они выяснят для себя, что этот цех или завод участвует в производстве бетонных панелей для домов. И тому подобное.
Чтобы понять, каким же образом все эти дома, кварталы и города растут и функционируют, исследователи смогут обнаружить линии связи между заводами, складами, магазинами, офисами и жилыми домами, а также транспортные артерии с морем ночных огней, свидетельствующем о движении неживых элементов бытия. Единственное, чего они так и не смогут увидеть из-за аберрации зрения – это многих живых людей, постоянно движущихся из дома на работу, в магазин, управляют машинами и так далее.
Такая умозрительная картина неполного научного знания инопланетян о городах и странах Земли достаточно полно отражает аналогию неполного знания наших ученых о живых клетках, синапсах, тканях, органах и организмах. Мы со своими несовершенными, но мощными методами «научного зрения» научились распознавать «гены», митохондрии, тонкие сигналы в синапсах, но при попытках реконструировать на основе этих знаний хотя бы умозрительную действующую модель, постоянно претыкаемся и не можем выйти за пределы уровня частных эмпирических обобщений.
Матрица живет в нас, а мы в ней
Между тем, отдельные уважаемые, но мало кому понятные ученые чудаки, вроде К.Г.Юнга или Н.Винера, пытались по мере сил развивать иной взгляд на человека как целостное системное явление. Такой холистический взгляд присущ и некоторым древним религиозным учениям, которые, как тот же Винер, предполагали, что средоточием разума является сердце, то есть поток крови. А не мозг, как принято считать сейчас. Да, мозг – это средоточие сознания в модальности «здесь и сейчас», оперативной памяти и регистра планируемых последовательных действий. Но какая-то внутренняя сила настраивает нейроны в разных ситуациях так, что они проводят сигналы по-разному?
Кроме того, за последние десятилетия представления о системе управления в организме существенно усложнились. Помимо исполнительного контура прямого управления в виде нервной системы, есть еще два полноценных контура управления – система обмена пептидами (в том числе гормонами) между всеми органами, среди которых железы только наиболее продуктивные, специализированные в этом смысле. Третий контур управления – иммунная система, отслеживающая и уничтожающая чужеродные и переродившиеся элементы. Все три контура управления имеют свои центральные части в мозгу – ЦНС, железы мозга (гипофиз, гипоталамус), костный мозг и промежуточные отделы.
