Бернард Корнуэлл - Хаос Шарпа
Шарп прицеллся в фонарь. Несмотря на то, что его глаза ещё не привыкли к темноте, светлый квадрат он видел достаточно ясно. Он ещё только нажимал спусковой крючок, когда кто-то из стрелков справа выстрелил, фонарь упал, его створки раскрылись, и Шарп увидел два силуэта, очерченных ярко вспыхнувшим светом. Он нажал на спусковой крючок, услышал выстрел Пендлтона, схватил вторую винтовку и прицелился вновь. Какой-то француз посдскочил, чтобы погасить фонарь, но три винтовки выстрелили одновременно, и Шарп в том числе. Послышался громкий и звонкий лязг: одна из пуль срикошетила о ствол гаубицы.
Фонарь всё же утащили. Свет погас.
— Перемещаемся! — скомандовал Шарп Пендлтону, и они отбежали влево.
У французов кто-то застонал, прерывисто дыша, затем более громкий голос призвал к тишине.
— Наземь! — прошептал Шарп.
Они залегли. Шарп воспользовался передышкой, чтобы перезарядить свои винтовки. Там, откуда они с Пендлтоном только что ушли, мерцал крохотный огонёк. Вероятно, от тлеющего пыжа занялась трава. В темноте рядом с ними двигались ещё более тёмные силуэты: французские пехотинцы, охранявшие артиллерийский расчёт, рыскали вокруг в поисках стрелявших. Они ничего не нашли, растоптали затухающий огонёк и вернулись к деревьям.
Шарп слышал ротот голосов и понял, что французы пытаются решить, что делать. Скоро стало ясно, до чего ои додумались. Затопало множество ног. Пехоту послали прочесать окрестности вверх по склону, но в темноте, пробираясь через заросли папоротников, солдаты спотыкались о камни, запутывались в кустарнике, сыпля проклятиями. Офицеры и сержанты злобно поносили хитрых мерзавцев, которые успели рассеяться и спрятаться, а, может быть, хотят заманить их в засаду. Через некоторое время, никого не обнаружив, они потянулись назад, к деревьям. Ждать пришлось долго. Наконец Шарп услышал, как со скрежетом забивается новый заряд в дуло гаубицы.
Никто уже долгое время не стрелял, беспорядочные поиски результатов не принесли, и французы, вероятно, решили, что нападавшие скрылись. Французы чувствовали себя в совершенной безопасности, потому что один из артиллеристов совершенно по-дурацки помахал пальником, чтобы его наконечник разгорелся поярче. Температура была достаточной, чтобы поджечь запал, но ему, видимо, было нужно рассмотреть в темноте запальное отверстие. Окончательно подписывая себе смертный приговор, он подул на медленно тлеющий в зажиме пальника фитиль, и кто-то — Танг или Харрис — выстрелил в него. Даже ожидавший этого Шарп вздрогнул от гулкого звука выстрела и увидел короткую вспышку вырвавшегося из дула пламени. Упавший пальник был поднят, гаубица выстрелила, французская пехота построилась и сделала нестройный залп туда, где в темноте скрывались Танг и Харрис.
Снова загорелась трава. Один огонёк весело заплясал перед гаубицей, ещё два — поменьше — вспыхнули от пыжей французских мушкетов. Шарпа снова ослепила вспышка орудийного пламени, но он всё же видел расчёт у колёс гаубицы, вскинул винтовку, выстрелил, сменил оружие и выстрелил снова, целясь в группу людей, толкающих колёса орудия. Один упал. Выстрелил Пендлтон. Ещё два выстрела справа. Возле них тоже затлела трава, предательский огонь обнаружил стрелков, превратив их в заметные для пехоты цели. Они принялись отчаянно тушить искры, но вначале Пендлтон выстрелил из второй винтовки, и Шарп увидел, как упал довольно далеко от гаубицы артиллерист, потом по последнему разу выстрелил Танг или Харрис.
Шарп и Пендлтон отступили на пятьдесят шагов и перезарядили.
— Мы здорово покусали их, — заметил Шарп.
Небольшие группы французов, громко перекликаясь, бросились обыскивать склон холма вновь — и вновь ничего не нашли.
За полчаса Шарпу удалось сделать ещё четыре выстрела, а потом они с Пендлтоном вернулись в форт. Подъём занял почти два часа, но дался легче, чем спуск, потому что небо уже посветлело, и на нём чётко вырисовывались контуры холма и руин сторожевой башни на вершине. Танг и Харрис появились час спустя. Прошипев часовому пароль, они, ещё не остывшие от своих подвигов, принялись взволновано делиться впечатлениями.
Гаубица выстрелила ещё дважды за ночь. Первый раз картечь грохнула ниже по склону, второй раз снаряд взорвался в пламени и дыме к востоку от сторожевой башни. Никто не выспался, но Шарп был бы удивлён, если кто-нибудь смог бы спокойно заснуть после пережитых днём испытаний. Перед рассветом, когда на востоке небо посветлело, он обошёл позиции, чтобы удостовериться, что все бодрствуют. Харпер разводил костерок у стены сторожевой башни. Ночью Шарп запретил жечь огни, которые могли стать для французских артиллеристов превосходным ориентиром, но теперь, когда день начал разгораться, стало безопасно вскипятить воду для чая.
— Можно здесь хоть навсегда остаться, сэр, пока есть чем чай заваривать, — заметил Харпер. — Но если заварка кончится, придётся капитулировать.
Вдоль горизонта на востоке посветлела серая полоса. Всю ночь продрожавший рядом с Шарпом Висенте совершенно замёрз.
— Думаете, они придут? — стуча зубами, спросил он.
— Придут, — уверенно ответил Шарп.
Он понимал, что запас снарядов у гаубицы не беконечен, и есть лишь одна причина вести огонь в течение ночи: чтобы измотать нервы осаждённых и сделать их лёгкой добычей во время штурма.
Французы должны были появиться на рассвете.
Ночь бледнела, темнота сменилась серым призрачным полумраком, плывущие высоко над головой облака налились белизной, зазолотились и зарумянились.
В этот момент пришла смерть.
— Сэр! Мистер Шарп!
— Я вижу их!
Темные мундиры, укрывшиеся в ещё не растаявших тенях на северном склоне. Это либо французская пехота, либо спешенные драгуны.
— Винтовки наизготовку!
Над верхним краем редута поднялись стволы винтовок Бейкера.
— Ваши люди не стреляют, помните? — сказал Шарп португальскому лейтенанту.
— Разумеется.
Мушкеты безнадежно неточны на расстоянии более шестидесяти шагов, и Шарп решил придержать залп потругальской пехоты как заключительный аккорд, а поначалу позволить своим стрелкам преподать французам урок наглядного преимущества семи канавок нарезки в стволах винтовок. Висенте слегка подпрыгивал на месте, не в силах сдержать нервозность, то и дело облизывал сохнущие губы и ожесточённо дёргал себя за кончик усов.
— Мы ждем, пока они не достигнут той белой скалы, да?
— Да, — подтвердил Шарп и неожиданно спросил. — Почему вы не сбреете эти усы?
Висенте ошеломлённо уставился на него, не веря своим ушам:
