Татьяна Смирнова - Тень Орла
Люди на улице попадались разные. Не просто богатые и бедные, местные и приезжие. Они были веселыми, злыми, озабоченными, подозрительными, беспечными, глупыми, жадными. К каждому нужно было подобрать свой «ключик», чтобы зеленая лепешка перекочевала в руки покупателя, а медная денежка – в кошелек продавца. Вести торговлю следовало не как попало, а правильно, дабы уберечь себя от тысячи опасностей, подстерегающих отверженных в городе, который их презирал и относился хуже, чем к собакам. Что ж, система, придуманная помойниками для таких вот случаев, работала безупречно, в этом Франгиз убедилась почти сразу: первый же человек, к которому она подошла, принял ее за «красотку». Заметив ее растерянность, Меот подскочил, улыбнулся, назвал себя сыном женщины и, подтвердив предположение нахала, назвал такую цену, что того словно ветром сдуло. Потом ей часто сально улыбались, грубили, пытались напугать. Оскорбляться и грубить в ответ было нельзя.
Сначала она робела. Потом ее захватил азарт. Улица была жесткой и неуступчивой. Чувствовать себя умнее, сильнее, хитрее улицы было лестно.
Когда она в первый раз вытряхнула перед Каллистосом кошелек, невозмутимый грек слегка шевельнул бровью… Что в его случае означало как минимум обморок от удивления. Франгиз оказалась способной.
Лепешка с луком, полученная от грека в конце дня, оказалась немыслимо вкусной.
Женщина ни о чем не думала, она испытывала чувственное наслаждение, которое приносили неподвижность и сытый желудок. Она не заметила, как таверна опустела, и Франгиз осталась наедине с греком.
Он подошел неслышно. На что была легконога Франгиз, но грек и тут ее переплюнул: он был как большая поджарая кошка из страны Афр.
– Ну что, довольна ты своим сегодняшним заработком? – мягко спросил он.
Франгиз так отупела от усталости, что даже не вздрогнула.
– Каллистос, я всем довольна и очень хочу спать.
– Я вряд ли ошибусь, если предположу, что ты валишься с ног. И больше всего хочешь, чтобы жизнь как-то переменилась, и тебе не приходилось бодрствовать по ночам.
– Ты не ошибаешься, Каллистос, как всегда. К чему этот разговор?
– К тому, что пора тебе жизнь менять.
Сон мгновенно слетел с нее, словно от ведра ледяной воды.
– Ты хочешь меня прогнать? – Франгиз сама удивилась тому, что со дна души поднялся не страх, а острое сожаление.
– Я хочу протянуть тебе руку и помочь подняться на следующую ступень.
– Но братья сказали, через несколько месяцев, – удивилась Франгиз.
– Они, может, и через несколько месяцев, – согласно кивнул грек, – а тебе уже пора.
Франгиз выпрямилась, пытаясь осознать случившееся.
– У тебя будет своя центурия, как у меня. И свой квартал. И денег у тебя будет намного больше.
– Насколько больше? – осторожно спросила Франгиз.
– Ты знаешь, сколько стоит земля в городе?
– Нет, – она мотнула головой, – мне не приходилось покупать землю.
– Очень дорого, можешь мне поверить. Так вот, через год ты сможешь купить землю. Еще через год – построить дом.
– И что я должна для этого сделать?
– Немного, – грек был серьезен, и Франгиз тоже пригасила улыбку, – но это немногое – обязательное условие… Братство спартов вне закона. И любой новый человек, который приходит к нам, может оказаться «крысой». Один человек может разрушить всю нашу лестницу в небо. Поэтому нам приходится быть очень осторожными. Пока ты еще почти ничего не знаешь, – продолжал грек, – но, получив землю и людей, будешь знать очень многое. Братство должно тебе доверять.
– И как мне заслужить доверие Братства? Полагаю, клятвы недостаточно, – сухо спросила Франгиз.
– Недостаточно, – подтвердил Каллистос. – Я доверю тебе свою жизнь. Ты будешь держать ее в руках примерно так же, как сейчас держишь луковицу. Ты сможешь в любой момент послать меня к палачу. Для меня есть лишь один способ не беспокоиться по этому поводу.
– Ты должен держать в руках мою жизнь.
– Догадалась. Значит, и я не ошибся, тебе и впрямь пора подниматься. Держать тебя на улице – расточительство. – Каллистос немного помолчал. – Способов всего два. Пролить кровь. Или осквернить храм. За любое из этих деяний в Акре полагается веревка. Выбирай, какое тебе ближе. Но думаю, раз ты христианка, осквернить языческий храм тебе будет легче.
– Каллистос, ты спятил, – убежденно сказала Франгиз, – или глупо шутишь.
– Ты сейчас подумай вот о чем: на улице люди долго не живут. Даже такие способные. Любой может отобрать деньги и товар, избить, надругаться или даже убить. Никто не станет тебя искать. Ты – самый бесправный житель полиса. У тебя нет земли, нет собственности, нет покровителя. Сколько ты еще сможешь прятаться по сточным канавам? В конце концов тебя ждет либо ошейник рабыни, либо коврик «красотки», либо нож убийцы. А Братство предлагает тебе жизнь, защиту и месть, если не сумеет тебя уберечь.
– Бог сказал: «не мсти, ибо мщение – мой удел», – машинально отозвалась Франгиз.
– Хорошо, не будем. Но все остальное будет твоим. Сейчас ты ляжешь спать в моей комнате. Когда выспишься, тебе принесут еду. Хорошую еду. Какую ем я. После того как поешь, ты либо выйдешь из таверны – и тогда можешь больше не приходить, тебя для нас нет. Либо дождешься меня и еще двоих братьев. Ждать придется недолго. И тогда, если пройдешь испытание, станешь одной из нас. Я его тоже прошел, – добавил Каллистос. А потом встал и вышел, оставив Франгиз в растерянности.
Она сидела неподвижно, наверное, с полчаса. Сон, такой желанный, вдруг ушел, бросил ее, как вероломный друг. Женщина встала, достала из шкафа масло и наполнила им светильник, давно, тысячу лет назад, унесенный со Скалы Молчания. Затеплился крохотный огонек.
– Здравствуй, – очень тихо, одними губами прошептала Франгиз, – опять мы с тобой одни. Против целого света. Только Ксан-Удильщик больше не появится, чтобы чудесным образом откопать нас. Но ведь мы бы и без него справились?
Пламя в лампе качнулось и потянулось к развернутым ладоням Франгиз, словно ласкаясь.
– Тогда мы не будем ждать утра. Мы уйдем прямо сейчас. Правильно?
Огонек согласно дрогнул.
– Значит, решили. Уходим.
Сборы заняли меньше времени, чем потребовалось бы стриженой девке, чтобы косу заплести. Франгиз завязала в платок все заработанные деньги, кроме последней монеты. Спасибо Каллистосу, Меоту, братьям и всей остальной центурии – она кое-что знала об улице. И о Братстве. Все постоялые дворы и гостиные дома в Акре кишели спартами, а значит, были для нее закрыты. Что бы не говорил Каллистос о свободе выбора и о том, что искать ее не будут, Франгиз слишком хорошо понимала, что узнала за эти десять дней достаточно, чтобы стать опасной. Поэтому хитрый грек и поторопил испытание кровью. Ее будут искать. И найдут. Значит, нужно сделать так, чтобы не нашли. То есть, чтобы и не искали.
