Энтони О'Нил - Империя Вечности

Геолог ткнул пальцем в следующую папку:

— Далее, Осман Эффенди. Урожденный Уильям Тейлор, шотландец. В Египте его взяли в плен, насильно подвергли обрезанию и обратили в ислам. Тейлора освободил паша Мохаммед Али. После чего Тейлор стал главным проводником по Каиру: помогал британским приезжим находить пристанище и продовольствие, выправлял пропуска, охранительные грамоты и прочее. Казалось бы, лучшая кандидатура для того, чтобы присматривать за молодым Уилкинсоном и другими экспедициями, сплавлявшимися по Нилу. Однако и он под конец стал избегать прямых ответов и даже обзавелся многими странностями. В тысяча восемьсот тридцатых годах дизентерия унесла его жизнь…

Уильям-младший взглянул на Ринда, затем продолжал:

— Джованни Датанази. Грек по крови, археолог, работал в Египте долее самого сэра Гарднера. Жил неподалеку от Долины царей. Довольно ревнив, нелюдим, озлоблен. Но вот он вернулся в Лондон, чтобы устроить аукцион своих произведений, — и все заметили, что в его характере появилась определенная «щепетильность», по его собственному выражению, не позволявшая хотя бы словом обмолвиться о своих открытиях, даже когда среди его записок всплыли некие весьма странные символы. — Геолог небрежно махнул рукой на разложенные бумаги. — И опять же достаточно будет сказать: после Египта Датанази полностью изменился. Когда он скончался в богадельне (это случилось несколько месяцев назад), отец без малейшего удивления узнал, что сэр Гарднер годами поддерживал ученого, посылая кое-какие деньги… Теперь Эдвард Лейн, переводчик «Тысячи и одной ночи». Мой отец и его завербовал. Лейн тоже потом утверждал, причем весьма неубедительно, будто чертог вечности — просто миф… Следующий Джеймс Бертон, с ним та же история… Роберт Хэй, не совсем шпион. Просто человек, публично подтвердивший скрытность сэра Гарднера в некоторых вопросах. Джованни Бельцони, известный…

— Как вы сказали? — вдруг перебил его Ринд, ибо этого человека он, безусловно, знал.

Цирковой силач, искатель приключений, изобретатель и настоящий великан, Бельцони сделал для популяризации египетской культуры на Западе едва ли не более самого Денона. Это его знаменитая книга «Новейшие открытия в пирамидах и храмах Египта» породила целые поколения археологов. Устроенная Бельцони выставка освещенных газовыми рожками мумий, храмовых фасадов из гипса и папирусов под стеклом превратила его в знаменитость — за советом к нему стали обращаться даже королевские и царские особы.

— Неужели Бельцони тоже работал на вашего отца?

— Напрямую — нет. Он вел раскопки по поручению Генри Солта, в ту пору британского генерального консула в Каире, а тот был, если можно так выразиться, главным представителем отца в Египте. Именно Солт заподозрил, что Бельцони открыл среди песков нечто чрезвычайно важное, хотя и по неизвестным причинам отказывался говорить об этом. Итак, мой отец выследил путешественника по возвращении в Англию, как только тот поселился в Бейсуотере, и что вы думаете? — нашел совершенно переменившегося человека. Ранее многословный и сумасбродный, словом, подлинный служитель цирка, Бельцони вдруг стал сдержанным, упорно уклонялся от прямых ответов и вообще изображал полное неведение — дескать, знать не знаю, о чем разговор. Отец натолкнулся на настоящую крепостную стену — впрочем, такое поведение у побывавших в Египте было ему не в новинку. Вернувшись из этой страны, люди самых разных национальностей и социального положения становились удивительно похожи. Некий налет таинственности, удовлетворения, уверенности, общей сопричастности чему-то особенному, — в точности таковы были и все прочие. Бельцони, Лепсиус, Лик, Феликс. И даже месье Денон. Весьма раздражающее сочетание. Оно уже само по себе отличает человека, посетившего чертог вечности. Безмятежность, глаза познавшего и, пожалуй, излишняя насмешливость в речах.

— Безмятежность… — повторил Ринд, отчего-то подумав о Сфинксе.

— Верные признаки обманщика. Они яснее любых иероглифов свидетельствуют о том, что человек был принят в братство Вечности. Высокомерие, ощущение превосходства или раздутой гордости — называйте, как пожелаете. Вы ведь наверняка замечали нечто подобное за сэром Гарднером?

Ринд на мгновение попытался сравнить перечисленные качества с поведением археолога. Ну да, все сходилось.

— Похоже, что так.

— А за другими? — спросил Уильям-младший. — Его же кто-нибудь посещает?

Шотландец покачал головой.

— Не думаю. А сами вы часто замечали что-то в этом роде?

— И не только за сэром Гарднером. Существует уйма других людей.

Ринд пораскинул мозгами.

— А может быть, это всего лишь покой ученого, который насытил свое любопытство? Или путешественника, увидевшего страну мечты?

— Ну уж нет! — рассмеялся геолог. — Вам еще предстоит узнать кое-какие тонкости… нюансы. Нет, эти свойства присущи только членам братства.

Молодой человек пожал плечами.

— А вы, вы лично, не пробовали обзавестись такими же?

— Хотите сказать, не пытался ли я отыскать чертог? — произнес геолог и улыбнулся. — Я, к сожалению, сын своего отца и, значит, ни от кого не добьюсь толку. Нет, это не моя миссия. Она не для того, кто носит фамилию Гамильтон, — прибавил он, и Ринд еще раз ощутил на себе тяжелый взгляд владельца похоронной конторы. — Зато для вас, юноша, это великая честь. Работа, на которую положена целая жизнь, — Уильям-младший обвел рукой кабинет, — благодаря вам наконец-то может прийти к успешному завершению. Вероятно, уже через пару недель или месяцев. Или хотя бы продолжиться вашими усилиями. Если, конечно, превратится в дело и вашей жизни.

Ринд не спешил отвечать. Он с трудом представлял себе, что когда-нибудь будет сидеть в таком же вот кабинете, ломая голову над картами, сводками, изучая непонятные символы, гоняя назойливых кошек. Молодого человека совершенно не впечатляла, тем более не радовала перспектива наставлять очередного шпиона, водить его по музейным подвалам. Еще больше пугала мысль о том, как его серьезный характер, словно по волшебству, вдруг обретет причудливые черты, якобы общие для членов братства.

«Безмятежность, глаза познавшего и, пожалуй, излишняя насмешливость в речах…»

— Как бы то ни было, — с кислой улыбкой промолвил Уильям-младший, — надеюсь, наш разговор помог вам лучше понять моего отца.

«Кажется, я опять попался на удочку», — размышлял Ринд.

Сначала его выманили из музея ради тщательно продуманной беседы, потом засыпали фразами о чудесных человеческих качествах У. Р. Гамильтона, потребовали сочувствия, забросали именами, исподтишка наблюдая, не клюнет ли гость на наживку; все, и даже встреча с кошками, было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление или хитростью добиться нужного ответа.