Алексей Витаков - Посох волхва
А вот другая история, которую кривичи из уст в уста много лет и зим передавали:
«…Жила Вавула-узольница на земле с очень давних пор. Сказывают люди бывалые да почтенные, что видели ее уже старухой в те времена, когда сами едва ходить учились. Редко появлялась она на людях, только если шибко попросят. А так сами нуждающиеся ее по лесам разыскивали. А найти старуху дело непростое: сказывали, домов у ней с десяток, а теремов – и того боле. И все это по чащобе лесной поразбросано да порассажено.
Состояли узолы Вавулы из различных привязок, надеваемых на шею: большей частью это были травы, коренья и иные снадобья (уголь, соль, сера, засушенное крыло летучей мыши, змеиные головки, змеиная или ужовая кожа), которые таили в себе целебную силу от той или иной хвори и, смотря по роду немощи, использовались по назначению. Навешивая на просящих лекарственные снадобья или клятвенные, заговорные письмена, силою которых прогоняются нечистые духи болезней, Вавула доподлинно знала, что в этих узолах люди обретали оберег против сглаза, порчи и влияния темной потусторонней силы и тем самым привязывали, прикрепляли к себе здравие. Подобными же узолами привязывала она новорожденным младенцам дары счастья – телесные и душевные совершенства, здоровье, долголетие, жизненные радости. Для охраны стада от зверей вешала она на шею передовой коровы специальное вязло с наговорным снадобьем. И все знали, что если вязло от Вавулы, то пасть зверя будет крепко связана. При весеннем выгоне лошадей брала она дверную щеколду и, то запирая, то отмыкая, обходила трижды кругом стада и причитала: «Замыкаю я сим булатным железом серым волкам уста от доброго табуна». За третьим обходом запирала щеколду окончательно и клала в воротах, через которые выгоняли лошадей; после этого снова брала щеколду и прятала, одному Роду известно где, оставляя ее замкнутой до поздней осени, пока табун гулял в поле. Крепкое слово заговора всегда замыкало и связывало уста волков. Свадьбы тоже не обходились без волшатки[18]. Когда наряжали невесту, то Вавула успевала ловко накинуть на нее бредень и подпоясать ниткой с узелками, чтобы с той порчи по дороге не случилось. Точно так же и жениха опоясывала она сеткой или вязаным поясом; и сколько ни пытались разные колдуны навредить молодой паре, ничего у них не получалось, ибо не могли распутать вавулины узолы.
Но не сразу стала Вавула волшаткой. Несколько лет, будучи еще ребенком, прожила она в доме одной ворожеи, которая умела скрадывать с неба дождь и росу. Потом наглухо запирала их в своих кринках и хранила в темной каморе. Вот однажды ворожея эта похитила дождь, и за все лето не упало ни единой капли. Но как-то раз ушла она в поле по своим делам, а маленькая Вавула осталась дома. Ворожея строго-настрого наказала своей холопке не притрагиваться к горшку, что стоял под кутом. Но, мучимая любопытством, Вавула достала горшок, развязала его, смотрит – внутри не видать ничего, только слышится исходящий оттуда неведомый голос: «Вот буде дождь! Вот буде дождь!..». Испуганная Вавула выскочила в сени, а дождь уже льется – словно из ведра! Скоро прибежала хозяйка, бросилась к горшку, накрыла его – и дождь перестал; после этого сильно принялась бранить холопку: «Если б еще немного оставался горшок непокрытым, – сказала, – то затопило бы всю деревню!» Но потом пристально посмотрела на Вавулу: «Буду учить тебя. Коль уже знаешь, то и жить тебе среди людей не стоит!»
Но с особенной ревностью ворожея занималась скрадыванием месяца и звезд на праздники Коляды и Купалы. И однажды нечем стало светить небу. Мрак глубокий и страшный раскинулся по всей выси. И увидела Вавула в ту ночь, как полыхнула вначале молния, а потом пронесся на своей колеснице Перун. И влетел в их окно огненный шар, который ударил ворожею прямо в лицо. Мгновенно превратилась она в огненный столб и сгорела заживо. Вавула же с тех пор никогда не пыталась вмешиваться в ход небесной жизни. Однако умела из чар очень многое: могла превратиться в сороку и прилететь на двор, где была беременная баба, могла в горностая и кобылу, могла на думе спящего человека по небу летать. А еще могла воткнуть нож в соху или столб, произнести заклятья, и тогда текло по лезвию ножа молоко, а в коровьем вымени высыхало. Многое могла Вавула, но никогда не злоупотребляла умением своим.
По темным лесам летать черным вороном,По чисту полю скакать серым волком,По крутым горам тонким, белым горностаем,По синим водам плавать серой утошкою».
* * *– Хроальд, смотри, кто это? – Хнитбьерг показывал дрожащим пальцем на ствол двухвековой сосны.
– Чего ты так разволновался, Хни? У тебя обычный жар после ранения! – Херсир даже не посмотрел туда, куда показывал его товарищ.
– Да разуй глаза, пустой, старый бочонок! Эй вы, – крикнул Хнитбьерг, обращаясь к остальным викингам, – вы тоже ни ногтя не видите?
– Куда нужно смотреть, Хнитбьерг? – Голди вращал головой, пытаясь перехватить взгляд викинга. – Я ничего не вижу.
– Слепые петухи!.. Теперь и я не вижу! Но только что там, возле ствола, стояла старуха.
– У нее были огненные глаза и кровавая длинная слюна! – Хроальд хмыкнул. – Тебе нужно отдохнуть, Хни. Мы все очень устали. Но, клянусь, мы скоро найдем что-нибудь подходящее для отдыха.
– У тебя самого слюна из одного места, – Хнитбьерг прислонился к дереву и отер со лба ледяной пот.
Они двинулись в путь, идя след в след друг за другом, на расстоянии вытянутого меча. Первым шел Хроальд, за ним – раненый Хни, замыкал боевую цепочку молодой Голди.
Как уже говорилось выше, почти вся Верхнеднепровская Гардарика располагалась на правом берегу реки. Какие-то неведомые силы природы создали правый берег высоким, местами очень обрывистым и неприступным. Собственно, он сам уже являл собой хорошую, естественную преграду. За линией обрыва зеленели поля и пожни, лес был более светлым и гладкоствольным, словно созданный специально для строительства домов, крепостей и хлевов для скота. Левый же, напротив, пологий, темный оттого, что деревья росли тесно, да и назвать их великанами можно было только при хорошем воображении. По большей части то были осинник, кривоватый березняк, низкорослый ельник, где встречались иногда придушенные, лихорадочные сосны.
Жители Днепра считали, что на левом берегу обитают нечистая сила и злобные колдовские животные – собственно, сами ведьмаки и ведьмачки в обличье разных зверей.
