Золотой Лис - Смит Уилбур
И уж конечно, ни один из них не стал бы носить электронные; ни бабушка с ее усыпанными бриллиантами «пьяже», ни Шон с его шикарными золотыми часами фирмы «Ролекс». «Вещи, – с горечью подумал Майкл, и улыбка сошла с его лица. – Их интересуют только вещи, а на людей им наплевать. В этом проклятие нашей страны».
Вдруг кто-то тихо постучал по боковому стеклу «валианта»; Майкл вздрогнул и оглянулся вокруг, ожидая увидеть связника.
Но никого не увидел.
Он встревожился. Но вот в окне показалась маленькая черная рука с розовой ладошкой и робко постучала одним пальцем по стеклу.
Майкл опустил окошко и высунул голову наружу. Чернокожий мальчуган улыбался ему, глядя на него снизу вверх. Ему было не больше пяти или шести лет. Он был босой, в рваной майке и шортах. Но улыбка была просто неотразимой, невзирая на белые засохшие сопли, красовавшиеся под носом.
– Пожалуйста, баас, – пропищал он, по-нищенски протягивая ладошку. – Моя голодный. Пожалуйста, дай цент, баас!
Майкл открыл дверцу, и ребенок испуганно попятился. Майкл взял свой кардиган, который валялся рядом с ним на сиденье, и надел его на мальчика. Он свисал почти до щиколоток, а рукава были длиннее на целый фут. Майкл закатал их так, чтобы из-под них виднелись кончики пальцев, и спросил на беглом коса:
– Где ты живешь, малыш?
Мальчик был явно ошарашен, и не только уделенным ему вниманием, но и тем, что белый человек говорит на коса. Шесть лет тому назад Майкл пришел к выводу, что невозможно понять человека, не зная его языка. И с тех пор добросовестно изучал местные наречия. Вряд ли нашелся хотя бы один из тысячи белых, кто стал бы себя этим утруждать. Все черные должны были владеть английским или африкаанс; иначе они практически не имели шансов найти работу. Теперь Майкл уже свободно говорил на коса и зулу. На этих двух родственных языках изъяснялось подавляющее большинство черного населения южной части Африки.
– Я живу в Дрейке Фарм, нкози.
Дрейке Фарм был обширным пригородным районом, где проживал почти миллион черных. Он находился к востоку от шоссе; отсюда его не было видно, но дым от тысяч очагов, поднимавшийся над ним, застилал небо, окрашивая его в грязно-серый свинцовый цвет. Те из обитателей Дрейке Фарм, кто имел работу, ежедневно добирались на поездах и автобусах до своих рабочих мест в домах, на заводах, в учреждениях, расположенных в белых районах Уитвотерсредна.
Весь громадный деловой и промышленный конгломерат большого Йоханнесбурга был окружен подобными рабочими пригородами, вроде Дрейке Фарм, Соуэто или Александрии. Согласно весьма своеобразной регламентации закона о зонах проживания, вся страна была поделена на специальные участки, предназначенные для проживания различных расовых групп.
– Когда ты в последний раз ел? – мягко спросил ребенка Майкл.
– Вчера утром, великий вождь.
Майкл вытащил из бумажника пятирэндовую банкноту.[7] Мальчик молча уставился на нее; его глаза походили на два круглых светящихся озера. Он наверняка еще ни разу не держал в руках таких денег за всю свою короткую жизнь.
Майкл протянул ему банкноту. Мальчик схватил ее, повернулся и бросился наутек, то и дело наступая на полы болтающегося на нем кардигана. И даже не поблагодарил своего благодетеля, напротив, его лицо выражало смертельный ужас; он явно боялся, что это сокровище отберут у него прежде, чем он успеет удрать.
Майкл весело рассмеялся, наблюдая за его паническим бегством; затем умиление внезапно сменилось яростью. «Есть ли еще хотя бы одна развитая страна в современном мире, – думал он, – где маленьким детям все еще приходится просить подаяние на улицах?» Почувствовал, что на смену его гневу мало-помалу приходит ощущение полной, неодолимой безысходности.
А есть ли другая такая страна, которая объединяла бы в себе как обитателей цивилизованного мира, вроде его собственной семьи с ее бескрайними владениями и потрясающей коллекцией всевозможных сокровищ, так и вопиющую нищету третьего мира, воплощенную в этих пригородах? Этот контраст казался еще более жестоким оттого, что оба мира сосуществовали бок о бок, совсем рядом друг с другом.
«Если бы я только мог хоть что-то сделать», – горестно вздохнул Майкл и так сильно затянулся, что пепел на конце сигареты ярко вспыхнул и одна из искр незаметно упала на галстук и прожгла дырку размером с булавочную головку. Впрочем, это мало что меняло в общем виде его наряда.
Маленький голубой фургон свернул с шоссе и въехал на автостоянку. За рулем сидел молодой негр в фуражке. Надпись на фургоне гласила: «Мясная лавка «Фуза Мюль». 12-я Авеню, Дрейке Фарм». Название лавки означало «вкусная еда».
Майкл в соответствии с полученными инструкциями помигал фарами. Фургон остановился на свободном пятачке прямо напротив него. Майкл вышел из машины, закрыл свой «валиант» и направился к голубому фургону. Задние дверцы оказались незапертыми. Майкл забрался внутрь и захлопнул их за собой. Фургон был более чем наполовину заполнен корзинами с кусками сырого мяса, а с потолка на крючках свешивались освежеванные туши нескольких овец.
– Идите сюда, – окликнул его водитель на зулу; Майкл стал на четвереньках пробираться в переднюю часть. По дороге он постоянно задевал свисающие туши; кровь, капающая с них, образовывала лужи, в которых он перепачкал свои вельветовые брюки. Водитель заблаговременно приготовил для него местечко между двумя корзинами с мясом, где он мог надежно укрыться от посторонних глаз.
– Простая мера предосторожности, – жизнерадостно заверил водитель опять же на зулу. – Вообще-то этот фургон никогда не останавливают.
Он выехал со стоянки, и Майкл кое-как пристроился на грязном полу. Эти несколько театральные меры предосторожности раздражали, но иного выхода не было. Ни один белый не имел права переступить границу пригородного района без специального разрешения, которое выдавалось местным отделением полиции по согласованию с районной администрацией.
Обычно получить такое разрешение не составляло особого труда. Однако Майкл Кортни был на плохом счету у властей. Он уже трижды привлекался к ответственности за нарушение закона о контроле над печатью, каждый раз ему и его газете приходилось платить большие штрафы.
Согласно этому закону правительственным цензорам были предоставлены практически неограниченные права запрещать любую публикацию, и высшее руководство правящей националистической партии ревностно следило за тем, чтобы они в полной мере использовали свои полномочия для защиты кальвинистских моральных устоев Голландской Реформаторской церкви и существующего политического статус кво.
Так что у статей Майкла было очень мало шансов обмануть их бдительность. И в разрешении посетить Дрейке Фарм ему было бы категорически отказано.
Голубой фургон беспрепятственно въехал в пригород через главные ворота; ленивые чернокожие охранники пропустили его без осмотра, даже не прервав партию в африканское людо, игравшуюся пробками от кока-колы на деревянной доске.
– Можете теперь перебраться в кабину, – заявил водитель; Майкл перелез через корзины с мясом и плюхнулся на сиденье рядом с ним.
Пригороды всегда производили на него неизгладимое впечатление. Это было почти то же самое, что очутиться на другой планете.
В последний раз он был в Дрейке Фарм еще в 1960 году, почти одиннадцать лет назад начинающим репортером в «Мейл». Именно тогда опубликовал ту самую серию статей под общим названием «Ярость», что заложило основу его будущей журналистской репутации и одновременно стало поводом для его первого знакомства с законом о цензуре.
Майкл улыбнулся своим воспоминаниям и с интересом огляделся вокруг; они проезжали через старую часть пригорода. Она сохранилась еще с прошлого века, с викторианской эпохи, когда неподалеку впервые были обнаружены сказочные золотоносные жилы Уитвотерсренда.
Старая часть пригорода представляла собой запутанный лабиринт узеньких улочек и переулков, протянувшихся между хаотично разбросанными строениями, хижинами и лачугами из необожженного кирпича с потрескавшейся штукатуркой, с крышами из рифленого железа, раскрашенными во все цвета радуги. Первоначальная окраска многих из них давно потускнела и подернулась рыжим налетом ржавчины.
