Сыновья - Градинаров Юрий Иванович
Глава 3
Руководство Минусинского уездного исполкома, ощущая опасность от появившегося в Каратузе дивизиона, объявило в городе Минусинске военное положение, а пятый Чрезвычайный съезд крестьянских депутатов уезда принял Воззвание о мобилизации добровольцев в боевые дружины. Прямо со съезда каждый день направлялись в Каратуз крестьянские делегации к атаману Сотникову с просьбой сложить оружие. На что Александр Александрович доброжелательно отвечал:
– Дорогие хлебопашцы! Наше оружие в чехлах и ножнах! Мы не собираемся ни с кем воевать. Если бы захотели, давно заняли Минусинск и разогнали Совет.
– А зачем Шошин разогнал Каратузский сельский Совет? Ведь он станичный атаман. Сам отвечает за порядок в станице, – спросил один из делегатов съезда с хитринкой в глазах.
Платон Шошин побагровел, обвёл взглядом троих крестьянских ходоков и сказал:
– Власть должна быть с головой, а не как ваш председатель сельского Совета, без царя в голове! Во-первых, пьёт! Во-вторых, лодырь – ни кола ни двора! В-третьих, начал казаками командовать, земли казачьи делить. Вот и пришлось его выгнать из сельского Совета и избрать старостой уважаемого станичниками человека. Сейчас в Каратузе порядок, сами видели. Пройдите улицей – нигде кизяка не найдёте. А заплоты, а ворота – один в один! Все резьбой одеты. Люди вокруг него вертятся. Справный мужик!
Ходоки переглянулись. А с хитринкой в глазах сказал:
– А нам на съезде сказали, Шошин власть не захотел делить с председателем, шашкой стол рубил в сельском Совете и за загривок выкинул того из канцелярии.
– Брешут совдеповцы. Люди сами на сельском сходе лишили его печати и ключей, поскольку нашли утерянную им по пьяному делу печать на берегу Амыла, – ответил станичный атаман.
– Видите, старички, у каждого своя правда! – сказал Александр Александрович. – Одни правдиво врут, а другие – правдою живут. Так передайте своим съездовцам, что если казаков никто не тронет, то и мы первыми не оголим шашки.
Ходоков напоили чаем и на подводе отправили в Минусинск.
Уездный комитет хитрил, затягивал время, ожидая прихода оружия из Ачинска и Красноярска, чтобы вооружить добровольцев и двинуться на Каратуз.
Сотников с Шошиным и Перепрыгиным побывали в Саянске, Моноке, Таштыпе, Арбатах, Имеке, где встречались с казаками и проводили выборы делегатов на уездный казачий съезд. Он состоялся в начале марта в станице Каратуз. Казаки избрали Минусинский казачий Войсковой Совет и приняли резолюцию о непризнании власти Советов.
Минусинский военно-революционный комитет вооружил отряд красногвардейцев и направил их в Иудино, что в четырнадцати верстах от станицы Монок, где и стоял штаб Сотникова. Военревком предъявил казакам ультиматум о сдаче оружия и передаче офицеров в руки революционного комитета в течение двадцати четырёх часов. В противном случае угрожали артиллерийским обстрелом станицы.
– Я не знаю, где красные взяли пушки и снаряды, но если они у них под рукой, то дури хватит пальнуть по мирным станичникам. Там, в Минусинске, свихнутый председатель военревкома Трегубенков. Может позволить шарахнуть шрапнелью по нашим бабам и детям. И всё сойдёт с рук. У меня предложение – в бой не вступать, оружие не сдавать, а уйти по своим станицам. А вы, Александр Александрович, махните домой, в Томск. Проведаете жену, сына, покумекаете в спокойной обстановке, как восстановить Енисейское казачье войско, – посоветовал Платон Шошин.
Сотников сидел молча и выслушивал мнения атаманов казачьих станиц. Он для себя принял решение о роспуске дивизиона. Но хотел, чтобы атаманы сами высказались о судьбе войска.
Атаманы Имекской и Арбатской станиц заявили о нежелании воевать с красногвардейцами.
– У меня там сродный брат в отряде, – сказал атаман из Имека. – Я же не могу на него шашку поднять!
– А он тебя из трёхлинейки уложит не задумываясь! – сказал Сотников.
– Да нет! Он же не доброволец! Взяли в Минусинске на базаре. Или в тюрьму посадим, или вступишь в Красную гвардию. Тот ответил, мол, хотите, пишите, но я желания не проявляю. Ему винтовку в руки и сказали: «Дезертируешь, – найдём и расстреляем».
– А у меня сын у красных. Недавно восемнадцать стукнуло. Учился в Минусинске. Пришли в училище. Взяли пятерых, что покрепче – и в реввоенсовет. Моего спрашивают, что же твой отец атаман не признаёт Советы? А сын им говорит, я что отцу – указ? Ну, коль не указ, отвечают, будешь воевать против отца. Помни, за дезертирство – расстрел! Сын испугался и пришил на шапку красную ленту.
– Гражданская война тем и страшна, что идут брат на брата, отец на сына, сын на отца. Она погубит лучших людей России! – грустно сказал Сотников.
А монокский станичный атаман, боясь, что артиллерийскими снарядами снесут его деревню, посоветовал:
– Александр Александрович! С таким мизерным запасом боеприпасов мы не продержимся и суток. Предлагаю, в бой с минусинцами не вступать, а уж офицеров я выдавать не намерен. Им надо под покровом ночи уходить мимо Минусинска до Ачинска, а там – поездом в Томск. В Красноярск возвращаться нельзя!
Александр Александрович был спокоен.
– Атаманы! Я сделал всё на сегодняшний день, чтобы ни один волос не упал с казачьей головы! Я ради чего здесь мотаюсь по станицам? Чтобы вас объединить, вразумить, как себя вести в трудное для всех время! Хочется, чтобы вы сохранили и себя, и ваши подворья, и ваши земли, и вашу вольницу. Расходитесь по станицам на посевную. Только знайте, скоро я сюда вернусь собрать казачье войско. Помните! С Моноком не кончается Енисейское казачье войско! Держите шашки острыми, карабины – прицельными, а коней – ретивыми.
***– Я думала, что больше тебя не увижу, Александр! За это время ты принёс мне столько тревожных дней и ночей, сколько я не имела за прожитую жизнь! – шептала на ухо Шарлотта, горячо обнимая мужа. – Помнишь, как у Рылеева? «Известно, что погибель ждёт того, кто первым восстаёт. Но где, скажи, когда была без жертв искуплена свобода?» Мятежников в живых не оставляет ни одна власть!
– Я знаю, Лотточка! Помню и Рылеева! Но я никогда не думаю о последствиях. Главное, добиться цели, не оглядываясь назад! – ответил Александр. – Я ведь так по вас с Эриком соскучился! Сколько раз вы приходили ко мне во сне! Хоть и охрана рядом, и дозоры выставлены. Но в душе постоянно тревога. А снились не стрельба, не рубка, не ржание озверевших коней, не крики команд! Снились вы, мирно гуляющие по Бульварной, да ещё Норильские горы!
– В газетах было столько шума и восторга о тебе и о твоём дивизионе, что диву даюсь! Мятежных атаманов хватает и на Дону, и в Оренбурге, и в Забайкалье. Но твой дивизион на первом плане. Вероятно, оттого, что Красноярск считают самым советским. Мы уже хотели с мамой отправить Александра на твои поиски. Но потом передумали. Побоялись, что и ему могут голову снять в вашем разбойничьем гнезде. Газета пестрит сообщениями из Красноярска: того арестовали, того расстреляли, того сняли с должности.
Она заметила вторую поперечную морщину на лбу, а на переносице затаилась вертикальная складка.
– Не смотри на меня так, Лотточка! Я стал старше не только внешне, но и внутренне. Там, где я побывал, вероятно, жизнь отсчитывает один день за три. Там нет возможности расслабиться, хоть и не война.
– Может, хватит, Сашок, военных игр? Подавай в отставку и занимайся наукой: институт, кафедра, геология!
– Во-первых, сейчас столько нужды в офицерах, что отставку мне никто не даст. Да я бы и не просил! Во-вторых, атаман – должность выборная. Только казачий круг может меня освободить от атаманства. В-третьих, я пообещал минусинским казакам вернуться для сбора войска. Я должен своё отыграть. На то я и Сотников! Ты лучше расскажи об Эрике!
– Сынок растёт! Всё больше на тебя смахивает. Ему нужна мужская рука. А у нас дедушка днями в торговых делах, твой друг Саша – сутками на службе, а сам ты месяцами совдеповцев ниспровергаешь. Зайди, только тихо, в спальню, взгляни.
