Прутский поход - Герман Иванович Романов
Забвение целого народа, исчезнувшего за столь короткое время — ведь со времен гибели великой империи ромеев, взятия турками Трапезунда — последнего оплота, и казни императора с детьми, прошло всего два с половиной столетия. Христиане в Крыму продержались чуть дольше…
Татары на пути пытались устраивать нападения, и даже истребили несколько драгунских разъездов. И тут раздраженный донельзя Петр Алексеевич осознал, что с такой степной войной нужно заканчивать как можно скорее. Пусть жестоко и кроваво — пока османы не отправили в Крым сикурсом корабли с десантом. Потому, вернувшись сегодня в Бахчисарай, государь и надиктовал сейчас свой грозный манифест.
— Это хорошо, что Мишка Голицын своевольство проявил, сразу же на Арабат пошел, крепость сию взяв с налета! Керчь ему сейчас нужно брать! И Еникале — вот тогда капудан-паша и завертится, как уж под вилами. Ибо хода его кораблям в Азовское море не будет, как и выхода, если он туда вошел со всей своей эскадрой!
Петр усмехнулся, взял из коробки сигару — теперь он постоянно курил «молдаванку», что набирали популярность, ведь многие брали с царя пример, даже сам Макаров тайком покуривал именно царские сигары. Самодержец, хоть и гневался на зловредность татарскую, но настроение у него было хорошее. Все же ворвались в самое разбойничье логово, и орду Девлет Гирея рассеяли по всему пустынному Крыму.
Нет, татар можно понять, что пытаются нападать на русские войска — ведь они фактически потеряли свое логово, не будут больше ходить в набеги за «живым товаром», а, в лучшем для себя случае станут обычными скотоводами, аратами — кормящими блох на кошмах!
И сама мысль об этом ужасала крымчаков — что-что, но добывать пропитание честным трудом они не хотели категорически. Ведь разбойничать и продавать рабов куда прибыльнее, чем пасти коней и овец под знойным солнцем — то занятие для одних лишьрабов. А они господа, и каждый татарчонок с малолетства знал, что как вырастет, будет по примеру отца, деда и прадедов ходить в походы на земли «северных гяуров». И каждый раз возвращаться оттуда с богатой добычей, а порой на его долю будут перепадать красивые женщины, которыми он будет насыщаться. А как надоест, то отправит к скоту в загоны, кизяк собирать.
Потому татары сейчас дрались отчаянно, прекрасно понимая, что турки не оставят их в беде — ведь все южное побережье с городами Кафа, Балаклава, Солдайя, Ялита и другими принадлежало Оттоманской Порте. Как и Керчь с крепостями Еникале и Арабатом — но последняя уже была взята русскими, как и Кафа, что была поблизости, а отряд князя Голицына подходил уже к Керчи, чтобы овладеть оной атакой с суши.
Татары и ищущие спасения в Крыму ногайцы сдаваться не собирались — драгуны рассеяли общую орду, которая рассыпалась тысячами, но больше сотнями по всей степи большого полуострова, ведя войну подобно древним скифам, что разбили персов царя Кира. А такую войну с налетами и засадами можно вести долго, уходя от вражеской конницы.
Вот только просчитался Девлет Гирей — Крым не обширное «Дикое поле», удрать в которое невозможно — русские войска заняли позиции на Перекопе, затворив «ворота» — и войти нельзя, и выйти невозможно. Меры борьбы с крымчаками Петр принял радикальные — все крупные города у побережья были заняты гарнизонами. По рекам возводились шанцы и редуты, где были расквартированы драгунские эскадроны и казаки. Скоту нужно пить, от жажды кони и овцы дохнут — потому места водопоев брались под присмотр, а найденные колодцы безжалостно засыпались. Так что месяц-два, и все будет кончено — что не сделают драгунские фузеи и палаши, довершит жажда.
Вот только дадут ли османы эту возможность?!
Пехота сейчас готовилась к маршу через горы на южные города между Кафой и Балаклавой, население последних уже присягнуло царю, как и Гезлева с Бахчисараем и Инкерманом. И хотя население городов больше чем наполовину христианское, но то, что турки будут драться отчаянно на стенах, в этом сомневаться не приходилось…
— Государь, гонцы с Салгира прискакали. Девлет Гирей «Нижний шанец» приступом взял, сотню казаков и эскадрон драгун перебили, головы отрезали и на пики вздели, — голос вошедшего князя Долгорукова прозвучал ровно, хотя у начальника штаба гневно сверкали глаза. Ведь ответ на царское перемирие столь кровавым, что можно было подумать, что хан сошел с ума от бессильной ярости.
— Пиши приказ генералу Ренне и гетману Скоропадскому, — голос Петра Алексеевича был ровен, царь обуздал охватившую его ярость. И вполне спокойно стал говорить сухо и безжизненно:
— Повелеваю со всеми драгунскими и казачьими полками искать воровских татар, истреблять безжалостно всех до единого, кто может в руки оружие взять. Да, перебить, не давая никому пощады — чтобы на помощь султанскую более не надеялись, страх перед нами испытывая. Но кто из них покорность мне выразит — тех не убивать, а вязать и допытывать, кто в злодействах виновен. Скот и добро христианскому населению раздать, и записать, кому и что отдано, а то сожрут — а деньги немалые, казне пригодятся. Баб и детей калмыкам продать! Али черкесам — пусть выкупают единоверцев. Нет, пока приберечь — аманатами будут, у турок на них христиан выменяем. И генералу Петру Апраксину надо отписать, чтобы на Малую Орду напустил калмыков Аюки-хана — пускай тот изгонит ногайцев.
Петр помедлил и жестко произнес:
— Око за око! Посеяли они у нас горе и беды, так пусть собственного варева полной ложкой отведают!
* * *
Немое наследие древних готов — руины крепости Каламита, морских ворот княжества Феодоро в Ахтиарской бухте, названной османами Инкерманом. После ожесточенного сопротивления феодориты потерпели поражение в 1675 году. Из более чем двухсот тысячного населения не осталось ни одного гота к приходу русских войск в Крым — последнего выловили в лодке в море, он перед смертью от истощения был понят офицерами-иноземцами, потому что говорил на архаичном немецком. Так уничтожали народы — вначале установят военную оккупацию и будут давить непокорных, потом запретят учить на собственном языке, затем возьмутся за веру и культуру — и нет народа. Так действовали турки, полагаясь на резню «гяуров», и точно так же, но в культурном отношении поступили с единоверными гагаузами румыны и болгары в Добрудже, только мирно, без крови. Но то и другое и есть политика, носящая вполне конкретное название. А вот те гагаузы, что переселились в Бессарабию под покровительство Российской империи сохранились как народ полностью — никто не «исчез».