Юлия Андреева - Двойник Жанны де Арк
Второе заседание суда в Руане произошло 22 февраля 1431 года.
Снова суд начался с вопроса о присяге на Библии, на что Жанна только удивленно подняла брови.
– Я клялась вчера и не буду повторять своей клятвы! Одного раза вполне достаточно.
Снова начались требования и отказы, уверения и отпор, смиренные просьбы и решительные ответы, в результате которых суду так и не удалось сломить дух подсудимой и вытребовать от нее новой клятвы.
Затем парижский богослов Жан Бопер, прибывший на суд по специальному приглашению, поинтересовался у Жанны, давал ли ей голос, который она слышала, наставления относительно спасения души.
– Он учил меня хорошо себя вести и посещать церковь, – спокойно ответила Жанна, доброжелательно и открыто смотря в лицо богослову. – И еще голос велел мне пойти во Францию…
– Как часто ты слышала этот голос? – продолжил расспрос Бопер.
– Он обращался ко мне два, а то и три раза в неделю. Но бывало и чаще. Он настойчиво говорил мне, чтобы я ушла из дома и направилась во Францию и чтобы отец ничего не знал о моем уходе.
– С какой стороны звучал голос, если это, конечно, можно было определить? – добрый голос Бопера сделался напряженнее, его глаза заблестели,
Жанна успела заметить, как богослов чиркнул что-то на бумаге и тут же прикрыл написанное рукой.
– Он всегда звучал со стороны церкви, с востока, и сопровождался светом и необыкновенно приятным ароматом ладана и еще чего-то, названия чего я не знаю.
– Жанна, ты сказала, что голос велел тебе идти во Францию, не спрашивая разрешения отца, но разве ты не знала, что первейший долг дочери подчиняться своим родителям?
– Да, я знала это, но, когда бы у меня было сорок отцов и сорок матерей, я бросила бы всех их по одному слову Бога!
В зале произошло оживление. Ученые богословы, судьи и простые зрители шумно обсуждали слова подсудимой.
– Что еще сказал тебе голос?
– Он велел, чтобы я пошла в крепость Вокулер к капитану Роберу де Бодрикуру и попросила его, чтобы он дал мне людей для охраны, которые пойдут вместе со мной к дофину.
– Голос повелел тебе надеть мужскую одежду?
– Да, это приказал мне Господь. Хотя я с радостью осталась бы в женском платье.
– Хотела бы ты надеть женскую одежду прямо сейчас и предстать перед нами, как это и подобает существу твоего пола?
– Отпустите меня домой к моей матери, и я оденусь в женское платье. Но в тюрьме, в оковах, – она подняла над головой руки, звеня цепями, – я останусь в мужском!
– Почему голос требовал от тебя одеться в мужское и носить оружие?
– Потому что я должна была выполнять мужскую военную работу, а колоть и рубить проще, будучи и одетой, как мужчина.
После окончания сеанса Анна почти ничего не помнила об увиденном или услышанном на суде. В памяти сохранились только длительные пререкания Жанны с судейскими, она помнила ее осунувшееся лицо, но сама уже не была Жанной. Это успокаивало. Анна не хотела снова оказаться Жанной, снова ощутить тяжесть кандалов и безысходность, с которой Жанна пыталась бороться, но которая, судя по всему, начинала одерживать над ней верх.
На суде Жанна только один раз попросила расковать ее, но суд самым решительным образом отказал ей в этой милости. Больше Жанна не поднимала этого вопроса. На ночь ее приковывали цепью к стене, днем и ночью рядом с ее железной клеткой находились пять английских солдат, в присутствии которых она должна была есть, справлять естественные потребности, раздеваться перед сном. Нежная девятнадцатилетняя девушка, не знавшая мужчин! Она умирала от насмешек и похотливых взглядов, слушая оскорбления и попреки. Молилась ли она, лежала на своем жестком ложе, пыталась умыться и привести себя в порядок – все самым язвительным образом тут же обсуждали охочие до издевательств стражники.
Анна не могла объяснить, когда именно ее крылатая душа вдруг оказалась в железной клетке, в которой томилась Жанна, но она помнила все до мельчайших подробностей и могла засвидетельствовать увиденное и услышанное.
После окончания сеанса Анна пожелала присутствовать на дискуссии, которая была необходима, с тем чтобы ученые богословы и адвокат сделали выводы относительно тех обрывочных сведений, которые удалось получить на сеансе медиумической связи с руанским судом.
Их мнения относительно того, куда клонят судьи и что они собираются приписать Жанне в дальнейшем, были однозначны: неподчинение родителям. Мужская одежда, как свидетельство отсутствия скромности и незнания правил приличий и добродетелей, присущих ее полу. И, наконец, самое страшное, Дерево Фей! Благодаря данным Жанной показаниям относительно игр под этим деревом можно было утверждать связь со злыми духами и вызывание оных. Венки на ветвях дерева – жертва темным силам.
Они совещались довольно долго, дискуссия плавно перешла в ужин, после которого утомленная Анна отправилась готовиться ко сну, а Жиль остался с гостями.
На следующий день сеанса не получилось, и, несмотря на выпитое вино и полное погружение в транс, Анна видела только пустой зал, слышала голоса уборщиков и беготню слуг.
Как выяснилось позже, 23 февраля суд решил устроить свободный день, дабы с большим вниманием и усердием изучить материалы дела и как можно лучше подготовить новые вопросы.
Руанская мистерия
От сеанса к сеансу Анна оказывалась в здании суда, то была отвечающей на вопросы Девой, то наблюдающей со стороны Анной. Она уже начала привыкать поднимать голову, когда кто-нибудь говорил «Жанна». Иногда сказанное на суде было интересно для нее, чаще же всего это была пустая трата времени. Снова и снова судьи возвращались к одним и тем же вопросам, требовали, чтобы Жанна принесла присягу по всем правилам, чтобы признала право церкви на рассмотрение ее дела целиком и полностью, на что Жанна отвечала неизменным отказом, повторяя свои доводы.
24 февраля состоялось третье заседание суда. Из него Анна вынесла всего два новых вопроса. Так, суд интересовало, были жители Домреми сторонниками бургундцев или же сторонниками противной партии арманьяков. Как будто это имело какое-то отношение к существу дела.
Жанна ответила, что знала там только одного «бургундца», им был житель их деревни, который не только в пристрастии к непопулярной партии, но и во всем остальном старался не походить на своих соседей. Рассказывая об этой белой вороне, Жанна призналась, что хотела бы, чтобы ему отрубили голову, но смягчила это неожиданно резкое заявление, добавив «если на то будет воля Господа».
– Что сказал голос, когда он вас разбудил?
– Чтобы я отвечала смело, и Бог мне поможет!
