Глава семьи Пембертон - Юлия Арниева
— Ты слишком юна…
— Я устала, займу комнату родителей, завтра обсудим остальные вопросы, — прервала тётку и, круто развернувшись, продолжила свой путь, внимательно глядя себе под ноги, чтобы в этой кромешной темноте ненароком не покалечиться.
— Мисс Алексия!
— Завтра поговорим, миссис Джоан, — отозвалась, вскоре исчезая за стенами коридора второго этажа, насмешливо подумав, — «наивная… я больше трёх лет скрывалась не для того, чтобы мне смели приказывать».
В Амевере девушкам не повезло — до наступления их совершеннолетия любой старший в семье может приказать, заставить и решить за несчастную. Так случилось и с Александрой, за несколько месяцев до её восемнадцатилетия отец объявил о её помолвке с Генри — чванливым, высокомерным красавчиком. С каким превосходством он тогда смотрел на меня, на мою фигуру, едва начавшую формироваться. С каким снисходительным тоном говорил со мной в кабинете отца… я с трудом сдержалась и не ударила его по лощёной физиономии.
После ухода неожиданного жениха я попыталась уговорить отца отказаться или хотя бы отсрочить дату свадьбы. Просила братьев убедить папеньку не торопиться, но всё было без толку. Мои слова воспринимались лишь капризом и опасениями невинной девушки. Братья, отец и даже нянька заботливо мне объясняли, что все молоденькие девицы страшатся мужчин, что я привыкну к Генри и буду благодарна отцу за такую хорошую партию.
После ошеломительной новости о моём скором замужестве я могла думать лишь о побеге, надеясь, что отец, убедившись в моей решимости и нежелании выходить замуж за Генри, отсрочит день свадьбы, и у меня будет больше времени, чтобы убедить мужчину отказаться от давнего соглашения. Всё же мистер Майрон любил свою дочь, баловал её и исполнял все прихоти, нередко прикрывая от строгой матери её мелкие проступки. Так что, составив дерзкий план, я принялась его реализовывать… но случилось то, что вновь круто изменило мою жизнь.
В ту ночь я снова выбралась из дома, чтобы спрятать в самом дальнем углу сада в дупле старого дерева очередной запас продовольствия. Ночь была тёплая и безветренная, небо ясное, а звёзды находились так близко, что, казалось, их можно было достать рукой. Распластавшись на небольшой полянке изумрудной зелени клевера и свинороя, подложив руки под голову, я, уставившись в чёрное как сажа небо, снова пыталась найти знакомые созвездия. Однако ни Большой медведицы, ни её Малой соседки так и не увидела, но всё равно упрямо продолжала их высматривать, вглядываясь в скопление ярких точек. Пока боковым зрением не заметила алое зарево, осветившее ночное небо, а донёсшийся до моего слуха полный боли и ярости крик тотчас заставил меня испуганно вскочить на ноги. И с ужасом смотреть, как жадное пламя быстро поглощает поместье Пембертон. Словно ненасытная тварь, оно сжирало дом, где я была счастлива, забирало людей, к которым я успела привязаться и полюбить. Обречённо наблюдая за бесполезными попытками работников плантации потушить огонь, я знала, что прожорливую гадину эти жалкие капли воды, не уничтожат.
Позже в Линвурде, вспоминая ту страшную ночь, чудовищные, красные языки пламени, которые разом вспыхнули во всём доме, одновременно вырываясь из окон первого, второго этажа и даже из-под крыши, я раз за разом убеждалась, что это был поджог и сделал это внутри здания кто-то из своих…
В газетах ещё долго писали о гибели семьи Пембертон, обвиняя в поджоге заезжих циркачей, которые разместились неподалёку от поместья. Очень удачно совпало, что за день до пожара балаганщики собрали свой небольшой лагерь и отбыли в неизвестном направлении. Их же обвинили в похищении малышки Алексии Пембертон и даже организовали поимку преступников, но энтузиазма добровольцев хватило лишь на неделю. Всего около двух месяцев шериф и его сотрудники делали вид, что занимались поиском и расследованием. Спустя ещё два месяца дело закрыли, объявив меня без вести пропавшей.
Всё это было описано в первом отчёте нанятого мной сыщика, он же и нашёл в графстве Донтан циркачей, которые поведали ему, что видели, как один из наших слуг общался у реки с неким господином, прятавшим своё лицо под шляпой и высоко поднятым воротом плаща…
— Комната твоего отца пуста, — прервала мои воспоминания миссис Джоан, застыв в начале коридора с лампой в руках, огня которой хватало только, чтобы осветить лицо женщины, сурово взирающей на меня, — ты можешь занять комнату Джулии.
— Пуста? — рассеянно проговорила. Задумавшись, я не заметила, что давно стою у закрытой двери комнаты, где останавливались родители, когда посещали Окленд.
— Дом большой и требует содержания, — недовольно буркнула тётушка, я же мысленно перевела: «Денег нет, распродала мебель».
— Ясно, завтра и это обсудим, — равнодушно пожала плечами, прошла пару шагов и, со скрипом открыв дверь, скрылась в тёмной, почему-то пахнувшей сыростью комнате.
По выработанной годами привычке заперла дверь, пару раз дёрнув за ручку, проверив надёжность запора, и наконец бегло осмотрелась. Кровать, стол, кресло, шкаф, пуфик и комод. Ни штор, ни ковра, ни милых статуэток и прочих безделушек, которые придают уют любому помещению. Но я действительно так устала, что желания выяснять, куда всё делось, у меня не было. Практически на ощупь (почему-то электричества в доме тоже не было) добралась до ванной и наскоро смыла с лица дорожную пыль, мимолётом отметив причину запаха плесени — протекающая труба, отчего стена у раковины и пол были мокрые и в слизи. Тщательно закрыла дверь ванной комнаты, наивно полагая, что вони станет меньше, не раздеваясь, обессиленно упала на кровать и, едва моя голова коснулась подушки, отключилась.
Разбудил меня истошный крик молочника, с грохотом катившего ёмкости, полные, с его слов «свежего молока, жирных сливок и нежного масла», и ослепительные, настойчивые лучи оклендского солнца, по которому я, как оказалось, очень скучала.
В Линвурде солнце было нечастым гостем, местные всем приезжим рассказывали, что красавицу Айдал не пропускает ревнивец Слутер, поэтому старатели прорубают в горе дыру, чтобы невеста наконец встретилась с любимым Каасом. Красивая легенда и только, но действительно, расположившийся между двумя горными грядами, Линвурд был всегда мрачен, а макушки гор круглогодично скрывались под тёмно-серыми, тяжёлыми тучами. Но всё же в этом маленьком городке жили самые радушные и весёлые люди, которые ценили отдых соседей и не будили их оглушающим визгом.
— Молоко! — снова разнёсся по улице молодой и
