Олигарх 2 - Михаил Шерр
И вдруг бывший капитан прочел мне целую лекцию о том как началась Греческая революция, то бишь Война за независимость, притом с такими подробностями о походе Александра Ипсиланти, что у меня сразу же появилась мысль об его личном участии в этом деле.
Заметив моё изумление, Иван Васильевич неожиданно для меня стушевался, а затем с дрожью в голосе попросил:
— Ваша светлость, я зря начал этот разговор, мне тяжело вспоминать те события, да и не могу я более говорить что либо. Прошу вас, давайте прекратим его, — но это предложение меня совершенно не устраивало и я решил кое-что уточнить.
— Полагаю, что вы были знакомы с генералом, каким-то образом участвовали в его предприятии и дали слово чести молчать об этом?
— Я не сомневаюсь в вашей порядочности, ваша светлость, но нарушить данное слово смерти подобно.
— А перед тем как пойти служить мне вы, Иван Васильевич, я полагаю, тоже дали такое же слово? — Я не был уверен в своих словах, но постарался произнести это как можно увереннее и категоричнее. И попал в точку.
Иван Васильевич сделал резкий короткий поклон головой.
— Да, ваша светлость. И готов служить вам до гробовой доски не щадя живота своего.
Итог нашего разговора был для меня обескураживающим, интересно бы знать кому и почему отставной капитан дал такое слово. Но задавать этот вопрос было бы слишком.
В первых числах января мы с Сергеем Петровичем закончили составление плана нашей новой компании на бирже ставок. Временной промежуток был очень приличный: два с половиной года, с 15-ого января 1828-ого года по 1-ое июля 30-ого.
Номинации, выражаясь привычным для 21-ого века термином, в которых я решил сыграть были такие.
Очередная русско-турецкая война, да или нет. Начало войны, первая половина 1828-ого года или позже. Победа России и мирный договор не позднее конца 1829-ого года. Согласие Турции на автономию Греции. Провозглашение независимости Греции великими державами не позднее первой половины 1830-ого года.
Точных дат этих событий я не помнил, но во временных промежутках был уверен. Если конечно события будут развиваться по знакомому мне сценарию. Пока ни каких отклонений от известной мне истории не было, но рано или поздно они произойдут. В этом я был уверен на все сто.
Что бы изменить ход истории мне надо сделать что-то очень серьёзное. Всякие пресловутые эффекты бабочек полнейшая чушь, в этом я был уверен на все сто. Инерцию исторических процессов и их объективность ни кто не может отменить. Так же как и роль личности в истории, но личность может только ускорить или замедлить исторический процесс.
Я как раз хотел изменить ход истории так как считал, что катастрофа 17-ого года произошла не в результате неизбежного объективного хода российской истории, а в результате бездарного управления императоров Павловичей и особенно грубейших ошибок Александра Второго: капитуляции в Крымской войне и чудовищно безграмотно проведенных реформах.
Это можно сказать было лирическое отступление в моих размышлениях, когда я расставлял ориентиры в наших номинациях новой компании на бирже ставок.
Риск разориться на самом деле был минимальный, вернее его не было совсем. В предыдущей компании мои суммарные вложения были полмиллиона фунтов, а чистый выигрыш был в десять раз больше. Здесь я запланировал вложить в это дело суммарно миллион.
Если события пойдут все-таки по другому пути, то я максимум потеряю эти деньги и всё. Это будет конечно неприятно, но не смертельно. Предполагаемый выигрыш должен быть не меньше десяти миллионов. И это без учета регулярных доходов с клуба и спекуляций на бирже. И там и там месячный доход к концу 27-ого года составлял по сто тысяч фунтов. Новая компания была рассчитана на два с половиной года, получается регулярных доходов с клуба и бирже должно быть не меньше шести миллионов.
Конечно до бесконечности паразитировать на информации старика Натана невозможно, да и стремно. Идя на бирже максимально вплотную к Ротшильдам, я шел четко по их следу и ни разу не забегал вперед, хотя пару раз соблазн был. Но вызывать могущественных банкиров какие-либо подозрения своей биржевой игрой мне совершенно не хотелось, как и наносить им даже минимальный ущерб.
Поэтому после будущих очередной французской революции и появление Бельгии, на чем я в очередной раз крупно сыграю, в моих планах было сделать в Лондоне какую-нибудь например брокерскую контору и тихо мирно поигрывать на фондовой бирже с минимальным использованием информации от Ротшильдов.
Когда мы заканчивали работу я заметил, что Сергей Петрович что-то хочет спросить у меня, но почему-то не решается.
— Сергей Петрович, мне кажется, что у вас есть какой-то вопрос ко мне, но вы почему-то не решаетесь его задать.
— Вы правы, Алексей Андреевич. Меня очень надо знать когда мы вернемся в Россию?
— Надеюсь что в ближайший месяц-два. А теперь, сударь, скажите честно, с чем связан ваш вопрос. Ваш ответ для меня очень важен, — Сергей Петрович ответил не сразу. Несколько секунд он задумчиво смотрел на окно, за стеклами которого необычайно ярко сияло зимнее солнце.
— Кроме племянника, сына моего старшего брата, у меня больше никого нет. Брат в чине полковника участвовал в Итальянском походе фельдмаршала Суворова. В битве у Нови он был ранен и оставлен до выздоровления в Италии. Брат влюбился в молодую итальянку и возвращаясь в Россию, позвал с собой. Во возвращению он вышел в отставку, обвенчался с этой особой и у них родился мальчик. Брат боготворил Суворова и сына назвал Александром, — Сергей Петрович горестно улыбнулся.
— Через полгода итальянка убежала с каким-то французом, бросив мужа и сына. Мой несчастный брат от горя повредился рассудком и вскорости скончался, а Саша остался со мной. После окончания Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров он был выпущен корнетом в гвардию, — Сергей Петрович рассказывал очень тяжело, буквально выдавливая из себя слова.
— Я проглядел когда мой мальчик связался с заговорщиками. Его арестовали сразу же после их выступления. Дело моего племянника попало к Александру Христофоровичу. Я не знаю, как он это сделал, но Сашу в чине поручика в первых числах февраля перевели в Кавказскую армию, где определили в одну из сотен охотников, — я был уверен, что сейчас последует рассказ о том, что Бенкендорф за спасение племянника взял с Сергея Петровича клятву служить ему, точно также поступил и император с графом Орловым, когда помиловал его брата. То, что я услышал совпадало с тем, что мне в свое время рассказал барон Штиглиц.
— Я поклялся за спасение племянника по последнего часа верно служить генералу. Он же приказал мне служить вам, — Сергей Петрович
