Малой кровью - Виктор Павлович Точинов
В НИИ п/я 117 службу нынче несли не пенсионеры — крепкие натасканные в охранном деле бойцы, и в основном не молоденькие парни, — мужики лет по тридцать-тридцать пять плюс-минус. И к дисциплине приученные. Но все же она, дисциплина, неизбежно падает, когда служба превращается в рутину: день за днем одно и то же, ничего нового. На этом и построил свой расчет Мальцев.
Он выбрал слабину жилки и резко дернул. Жилка не подвела, да и не могла подвести, каждый ее метр был тщательно опробован на разрыв. Со стороны электрощита раздался громкий щелчок, слышимый даже здесь. Свет в коридоре погас. И во всем секторе погас. И в пультовой тоже. К сожалению, сигнализацию спецхранилища таким способом не обесточить, там свой, отдельный кабель, причем не обозначенный на общей схеме энергоснабжения здания — и черта с два его вслепую отыщешь, не раздолбив все стены. Однако любую проблему можно решить, и ключ к решению нынешней лежал в пультовой.
Он намотал несколько витков жилки на рукав и дернул еще раз, теперь гораздо сильнее. Натяжение ослабло, Мальцев начал быстро сматывать свою «рыболовную снасть». Но попалась рыба или нет, пока не ясно.
Это был его четвертый визит в НИИ. То, что сейчас происходило, он повторял уже в третий раз (но до сих пор на том и останавливался). Исходя из графика чередования смен, сейчас в пультовой находятся те самые вохровцы, в последнее время уже дважды сталкивавшиеся с этой проблемой: с началом обеденного перерыва отчего-то гаснет свет. Но мог случиться сбой — кто-то из охраны заболел, или по иной причине поменялся сменами. Женится, например. Вохровцы тоже люди и порой вступают в брак. Тогда операция отложится. Мальцеву нужна была именно эта парочка, приученная к отключениям света.
Удача не подвела. Охранники дежурили те самые, нужные. Не стали, как в первый раз, звонить в АХЧ, а потом дожидаться электрика, сидя при тусклом свете слабенькой аварийной лампочки. Решили сами быстренько все исправить и наладить.
Заскрежетал замок. Вышли оба. Это было нарушением инструкции, причем грубым. Но кто о том узнает, минутное же дело...
Впрочем, натасканы вертухаи были хорошо, и до конца в грех разгильдяйства не впали. Первым делом луч мощного фонаря метнулся в одну сторону, в другую (оружие, в этот момент было в руках, готовое к стрельбе).
Разумеется, ничего подозрительного дежурные не увидели. Под щитом никого, и во всем длинном коридоре тоже никого. А чтобы заметить быстро уползавшую в кладовую жилку, надо было не просто обладать орлиным зрением, но и специально всматриваться, шарить взглядом по полу.
Снова скрежетнул замок, охранники заперли свою берлогу. И торопливо пошагали к электрощиту, один нес фонарь, второй табурет.
— Точно тебе говорю, Степаныч, какая-то гнида здесь остается, — услышал Мальцев совсем рядом молодой фальцет, наполненный эмоциями. — И кипятильник, гад, врубает. Они, знаешь, повадились такие хитрые кипятильники делать, что ни при каком шмоне не найдешь. Из бритвенного лезвия, представляешь? Мощная штука, кипятит быстро, вот только предохранители на раз вышибает. Надо что-то делать, вычислять гадину!
Ответил глубокий баритон, явно принадлежавший человеку куда старше и звучащий спокойно и равнодушно:
— Повторится еще раз, напишем рапорт Осипенке. Пусть начальство думает и вычисляет, на то оно и начальство.
Дальше Мальцев не вслушивался. Решив, что источники голосов удалились достаточно, он выскользнул в коридор и двинулся следом.
Первоначальный, черновой план предусматривал, что дежурные своими силами исправить повреждение не сумеют, что Мальцев подойдет к ним и к щиту открыто — под видом электрика, со стремянкой, с инструментами, — но от этой идеи пришлось отказаться. Электрик, даже самый усердный и исполнительный, не сможет оказаться в обесточенном секторе почти мгновенно, необходима пауза хотя бы в несколько минут. Эти лишние минуты никак не получалось втиснуть в жестко лимитированное время операции.
Пришлось рисковать. Вохровцы могли что-то услышать, либо почувствовать движение за спиной, обернуться, осветить коридор фонарем...
Риск был оправдан, шагал Мальцев практически бесшумно. Подкованные ботинки вертухаев производили в разы больше шума. А на нем была обувь особая, на заказ сделанная одним из последних кустарей-сапожников. Взглянуть со стороны — мужские кожаные туфли, модные и вполне подобающие владельцу недешевого шевиотового костюма. Однако снизу не кожаные подметки, обычные для такой обуви, а толстые каучуковые, гасящие любой звук.
И все же риск был. Иногда у людей срабатывает подсознательное чутье на опасность. Пресловутое шестое чувство. И тогда они оборачиваются без видимой причины.
Эти не обернулись. Продолжая разговор, дошагали до щита, там один взгромоздился на табурет, второй подсвечивал снизу.
Возможность ознакомиться со списком дежурных у Мальцева была, и эту пару он выбрал неспроста. Привлекли их даты рождения — один самый младший в небольшом коллективе, второй самый старший. Понятное дело, готовящийся к пенсии вертухай натаскивает достойную смену.
Луч фонаря был направлен на щит, Мальцев не мог разглядеть в темноте, как распределились роли у дежурных, однако не сомневался: к щитку полез молодой, а Степаныч подсвечивает снизу.
Не ошибся. Сверху прозвучал знакомый фальцет, бормотавший:
— Ну точно, так и есть...
Одновременно с началом фразы тряпка, густо пропитанная хлороформом, впечаталась в лицо Степаныча. Тот дернулся, уронил фонарь, потянулся к кобуре — но Мальцев был готов к этой попытке и легко ее пресек.
— Степаныч?! — прозвучало сверху.
Фонарь не разбился при падении, но откатился в сторону и светил в дальний конец коридора. И Фальцет не мог разглядеть, что здесь происходит. И того, что их стало уже не двое, а трое, понять не смог.
— Сер... сердце... — произнес Мальцев из темноты хриплым шепотом.
— Сейчас, Степаныч, сей... — забормотал молодой, слезая с табурета, и не закончил,
