Необычное задание - Бортников Сергей Иванович

— То есть работающим?

— Да.

— Номер запомнил?

— Ага… Счас… Он оказался накрытым обычной тряпкой.

— Сколько людей находилось в автомобиле?

— Двое. Один спереди, другой сзади. Как только я с ними поравнялся, в салоне машины произошла какая-то странная вспышка. То ли что-то взорвалось, то ли загорелось… Но, может быть, именно это обстоятельство, в конечном итоге, и спасло мне жизнь?

— Понял… — неожиданно рассмеялся комиссар так, как это умел делать только он один, — демонстрируя полный рот идеально ровных, на удивление здоровых зубов. — Однако не все так печально, как ты полагаешь… Похоже, братец, сегодня на тебя не покушались, а просто пытались сфотографировать, используя для этого световую вспышку.

— Что еще за хрень? — удивленно-возмущенно вырвалось из уст Ярослава. — Сам знаешь, я в современной технике не больно силен…

— Ну… Не очень-то и современной. Позже все объясню. А сейчас иди домой. Не то Оленька невесть что подумать может.

— Что-то ты о ней больше переживаешь, чем законный муж, то бишь я сам.

— Положено. Начальству спокойней, когда у агента нерушимый, надежный, крепкий тыл.

— Ясный перец!

— Ревнуешь?

— Нет. Я в себе уверен. И в тебе тоже.

— Спасибо на добром слове.

— Взаимно, товарищ комиссар.

— Иди уже, Отелло.

— А ты?

— Я? Я погнал на работу…

— Олишев Василий Григорьевич, — снимая старомодную шляпу, представился высоколобый, интеллигентного вида мужчина не старше сорока лет с лакированной тростью в правой руке. — Двести шестьдесят пятая стрелковая дивизия пятьдесят пятой — бывшей восьмой — армии. Ленинградский фронт.

— Ярослав Иванович Плечов. Вчерашний белорусский партизан, — вежливо кивнул подбородком наш герой, усаживаясь на предложенное место — как раз напротив новоназначенного руководителя главной советской библиотеки.

— Все? Я могу идти? — предпочел ретироваться до сих остававшийся в дверях товарищ Яковлев, понимая, что уже выполнил свою в общем-то не самую сложную миссию по организации "исторического" знакомства.

— Да, да, дорогой Николай Никифорович. До скорой встречи, — занимая доставшееся по наследству барское кресло с широкими подлокотниками, увенчанными фигурками каких-то, если руководствоваться ярчайшей характеристикой великого русского классика, "невиданных зверей", откликнулся свежеиспеченный директор Ленинки. — Спасибо за все!

— Да не за что!

— Есть за что, мне лучше знать. Однако провожать тебя не буду. Сам понимаешь, посеченные осколками ноги еще не очень четко выполняют команды мозга. Так что извиняй!

— Ну все… Удачи! — Яковлев резко развернулся, чтобы никто не смог заметить печаль, внезапно появившуюся в его озорных, никогда не унывающих глазах, и, быстро покинув ставшие родными апартаменты, тихонько прикрыл за собою тяжеленную реликтовую дверь.

— Какое-то безумно знакомое у вас лицо, товарищ, — поворачиваясь к первому в своей официальной карьере посетителю, внезапно пришел к обескураживающему выводу Василий Григорьевич. — Подскажите, может, мы уже где-то встречались?

— Возможно — в МИФЛИ, а может, в МГУ? — пожимая широкими, словно рубленными плечами, предположил Ярослав. — Но, скорее всего, на кафедре моего идейного отца — профессора Фролушкина…

— Стоп! — обрадованно воскликнул директор. — Вспомнил. Я присутствовал на вашей защите. А чуть позже даже принимал участие в неформальной части этого мероприятия, то бишь банкете.

— И как?

— Банкет?

— Нет. Материалы, которые я предоставил на рассмотрение аттестационной комиссии.

— Весьма! Весьма солидные. И довольно-таки новаторские.

— Благодарю на добром слове.

— Сразу чувствуется рука вашего научного руководителя… Светлая ему память.

— Согласен.

— Ко мне по какому поводу?

— Хочу уединиться в укромном месте. Чтобы никто не мешал.

— Найдем такое.

— И детально проштудировать некоторые документы.

— Список у вас с собой?

— Конечно.

— Давайте его сюда.

Ярослав немедля достал из внутреннего кармана пиджака исписанный мелким почерком листок бумаги и положил его на стол перед директором.

Тот быстренько пробежал глазами по тексту и изумленно вскинул вверх густые брови:

— Вы что, все сговорились? Вот только вчера с точно таким же перечнем ко мне обратился профессор Рыбаков.

— Борис Александрович?

— Так точно — он. Вы знакомы?

— Немного…

В это время где-то за спиной Ярослава послышался легкий шорох, и чуть ли не в самой верхней точке приоткрывающегося дверного проема нарисовалась чья-то довольно-таки внушительная физиономия, увенчанная крупным мясистым носом:

— Разрешите?

— О! Легок на помине! Заходи, Боря, присоединяйся.

Рыбаков (а это конечно же был он!) нерешительно переступил порог и, неотрывно глядя в синие глаза Плечова, наконец соизволившего повернуть к нему лицо, радостно воскликнул:

— Ярослав Иванович? Родной… И ты… Здесь?

— Да вот… Пробегал мимо, решил зайти.

— Правильно! Докторскую еще не защитил?

— Нет. Но собираюсь. В самое ближайшее время.

— А Борис Александрович — уже, — внес ясность директор, немного приподымаясь в кресле для того, чтобы пожать протянутую ему руку.

— Еще в эвакуации. В Ашхабаде, — улыбаясь, уточнил Рыбаков.

— По какой теме? — полюбопытствовал Ярослав.

— Все по той же. Угадай с трех раз…

— Попробую с одного. "Ремесло Древней Руси"?

— Да, — удивленно округлил глаза Рыбаков. — Именно так она и называлась!

— Здорово живете, товарищ. Лихо. Славно. В хорошем темпе. Так скоро и академиком станете!

— Стоп. А вот этого я терпеть ненавижу, — нахмурился Борис Александрович.

— Чего?

— Подхалимажа. И прочей старорежимной шелухи, в том числе — нытья и "выканья". Давай на "ты", как в былые времена.

— Давай, — неуверенно согласился Яра.

— Ты какого года рождения? — продолжал демонстрировать все тот же свойственный ему с малых лет неуемный напор, ставший основой теперешней повышенной трудоспособности Рыбакова.

— Одиннадцатого.

— А я — восьмого. Несущественная разница, которой запросто можно пренебречь.

— Согласен, — припомнил коронное словцо Ярослав.

— Вот с товарищем Олишевым сложней будет. Так что договаривайся с ним в индивидуальном порядке.

— О чем?

— Да все о том же… Между мной и ним — те самые три года. А уже между вами — все шесть! Да и должность — директорскую — нельзя сбрасывать со счетов. Правильно я говорю, Василий Григорьевич?

— Уймись, балабол… Здесь иной принцип вступает в действие! Наши предки только к врагу обращались на "вы". А между собой, внутри своей языковой группы, исключительно "ты" и не иначе. Понятно?

— Так точно! — громко выпалил Борис Александрович.

(Хоть и профессор, археолог, выдающийся деятель исторической науки, а с армейскими порядками он был знаком не понаслышке: лет десять тому назад служил в артиллерийском полку офицером конной разведки.

Что тогда говорить о Плечове, если тот и сейчас в числе действующих военных кадров?

Однако в узком кругу интеллигентов лучше не демонстрировать свою выучку!)

— Я того же мнения, — совершенно мирно, по-граждански отозвался разведчик, и его простое, совершенно бесхитростное лицо в очередной раз озарилось знаменитой, милой и безмерно располагающей улыбкой, которую друзья давно окрестили "Плечовской". — За работу, братцы!

Места для двоих в узкой, тесной, можно сказать даже — крошечной и слишком темной каморке, где хранились потрепанные книги, приготовленные то ли для утилизации, то ли для экстренного, если так можно выразиться, ремонта, явно не хватало.

Но о том, чтобы разъединиться и разбрестись по разным уголкам огромного зала, не было и речи. Что ни говорите, а два ученых ума, объединенных одной великой целью, — это сила!