Эндрю Гросс - Шут
Софи кивнула, хотя я и видел, что не убедил ее.
— Ты ведь не воин, Хью. Тебя могут убить.
— Я сильный и ловкий. Здесь никто не способен повторить мои трюки.
— И никто не желает слушать твои глупые шуточки, — фыркнула Софи. — Кроме меня.
— Ну, тогда я напугаю неверных своими ярко-рыжими волосами.
Мне показалось, что по губам ее скользнула тень улыбки. Я взял Софи за плечи и посмотрел ей в глаза.
— Я вернусь. Клянусь! Как в детстве, помнишь? Я всегда говорил, что вернусь, и всегда возвращался.
Софи неохотно кивнула. Ей было страшно, но и мне тоже. Я прижал ее к груди и погладил по волосам.
Софи подняла голову и поцеловала меня. В поцелуе смешались страсть и слезы.
Желание поднялось во мне, и я ничего не мог с этим поделать. Софи хотела того же — это было видно по ее глазам. Я обнял ее за талию, и она уселась на меня сверху. Тело мое словно озарилось ее теплом.
— Софи…
Мы двигались в едином, доведенном до совершенства ритме, и она чуть слышно постанывала от наслаждения. И что только взбрело мне в голову? Как я могу ее оставить? Как можно быть таким дураком?
— Ты вернешься, Хью?
Наши взгляды встретились.
— Клянусь. — Я привстал и вытер застывшую на ее щеке слезинку. — Кто знает, может, твой муж станет рыцарем. Может быть, он вернется с несметными сокровищами, покрыв свое имя славой.
— Ты мой рыцарь, — прошептала Софи. — А я — твоя королева.
Глава 6
Утро того дня выдалось ясным и свежим, небо было чистое. Я поднялся еще до восхода. Накануне вечером жители нашего городка устроили в мою честь настоящий пир. Все пожелания и напутствия были произнесены, я распрощался с друзьями и знакомыми.
Оставалось последнее прощание.
У двери Софи вручила мне дорожный мешок со сменой одежды, ломтем хлеба и веточкой лесного ореха, чтобы чистить зубы.
— Там может быть холодно. Вам придется перебираться через горы. Возьми что-нибудь теплое. Я сейчас принесу кожух.
Я остановил ее:
— Софи, сейчас лето. Кожух понадобится зимой, когда я вернусь.
— Тогда давай положу побольше еды.
— С голоду не умру. — Я гордо выпятил грудь. — Люди будут только рады накормить крестоносца.
Софи с улыбкой посмотрела на мое ветхое платье и камзол из телячьей кожи и покачала головой.
— Не очень-то ты похож на крестоносца.
Я улыбнулся в ответ.
— И вот что еще… — Она вдруг подбежала к столу у очага и тут же вернулась с вырезанным из бука и раскрашенным цветочками гребнем для волос. Когда-то он принадлежал ее матери, и я знал, что после постоялого двора это самая ценная для Софи вещь. — Возьми его с собой, Хью.
— Спасибо, но там, куда я отправляюсь, на человека с женским гребнем будут смотреть как на сумасшедшего, — попытался отшутиться я.
— Там, куда ты отправляешься, мой милый, он понадобится тебе больше всего. — К моему удивлению, Софи переломила гребень пополам и протянула одну половинку мне. Мы составили половинки, и они совпали так, что трещина была совершенно не заметна. — Никогда не думала, что придется прощаться, — проговорила она, едва сдерживая слезы. — Думала, мы всю жизнь проживем вместе.
— Так все и будет.
Мы снова сложили половинки гребня в единое целое.
Я обнял Софи и крепко поцеловал. Ее худенькое тело дрожало, но она изо всех сил пыталась держаться. Все слова были сказаны.
— Ну…
Я вздохнул и улыбнулся.
Мы еще долго стояли, не разнимая рук, а потом я вспомнил про свой подарок и вынул из кармана камзола маленький подсолнух, который сорвал рано утром за рекой.
— Я вернусь, Софи, и принесу тебе подсолнух.
Она взяла его, и ее глаза наполнились слезами.
Закинув мешок за спину, я вгляделся в ее чудесное, мокрое от пролившихся-таки слез лицо.
— Я люблю тебя, Софи.
— Я тоже люблю тебя, Хью, и уже жду, когда ты принесешь следующий подсолнух.
Я зашагал к дороге на запад, в сторону Тулузы. На каменном мосту в самом конце деревни я оглянулся и в последний раз посмотрел на постоялый двор. Последние три года он был моим домом. Здесь я провел самое счастливое время.
Я помахал Софи. Она смотрела мне вслед, держа в одной руке подсолнух, а в другой половинку гребня.
И тогда, чтобы хоть немного развеселить жену, я смешно подпрыгнул и продолжил путь, вслушиваясь в долетавший издалека смех.
Такой она и осталась в моей памяти. С длинными, до пояса, золотистыми волосами. С улыбкой на заплаканном лице. Смеющаяся звонко, как девчонка.
Этот образ я носил с собой следующие два года.
Глава 7
Год спустя, где-то в Македонии
Рыцарь с густой черной бородой осадил коня на крутом склоне горного хребта и закричал:
— Вперед, вы, принцессы, а не то так и не увидите турецкой крови. Шевелитесь!
Шевелитесь… Мы шли и шли уже несколько месяцев. Месяцы казались годами, нам всего недоставало, но при этом ничего и не происходило, если не считать стертых в кровь ног да блох в бороде.
Мы прошли Европу и перевалили через Альпы. Поначалу все держались плотно, не отставая, встречая теплый прием в каждом попадавшемся на пути городке. На нас были чистые рубахи с ярким крестом, шлемы блестели на солнце.
Потом были горы Сербии, где каждый шаг грозил стать последним, где за каждым перевалом могла скрываться засада. Немало смельчаков, горящих желанием сразиться во славу Господа, погибли на моих глазах, сорвавшись с криком в пропасть или получив в грудь сербскую либо мадьярскую стрелу. А ведь до турок оставалась еще тысяча миль.
Все это время нам без устали твердили, что армия Петра ушла далеко вперед, громя неверных и собирая богатую добычу, а в это время наши предводители ругались и спорили между собой, тогда как остальные едва тащились под немилосердным солнцем, торгуясь и дерясь за кусок хлеба.
Я пообещал Софи, что вернусь через год. Теперь слова обещания звучали издевательской насмешкой, снова и снова приходя ко мне в снах.
За время пути я приобрел двух друзей. Один, по имени Никодим, был старый грек, обученный наукам и языкам. Несмотря на тяжелую сумку с сочинениями Аристотеля, Евклида и Боэция, он ухитрялся не отставать от нас. Мы называли его Профессором. Нико уже совершал паломничества в Святую землю и знал язык турок. Немало часов он потратил на то, чтобы научить чему-то и меня. К армии старый грек присоединился в качестве переводчика. Седая борода и побитое молью платье обеспечивали ему репутацию предсказателя, но каждый раз, когда в ответ на вопрос изнывающего от усталости воина: «Где мы, Профессор?» — следовало уклончивое: «Близко», вера в его способности получала серьезный удар.
